Я никак не мог вспомнить, что говорил Шмидлин, какое время года было, когда исчез сборщик налогов.
– …пить хочется. Я говогю, давай вегнемся в когчму.
– Давай вернемся.
– Ну, выпили мы, чин-чином, гасплатились, снова вышли, опять пошли по догоге. Может, они назад поехали? Спьяну заблудились, вегнулись. Пошли назад. Жага стоит, мы вегхом. Едем, едем, день летний, после полудня. А может, давай вегнемся в когчму?
– Давай вернемся.
– Ну, выпили мы еще по две. А может, они все-таки уехали, как и собигались? Мы опять на догогу. Опять глядим напгаво, налево. Ничего, как сквозь землю пговалились.
– А не вернуться ли в корчму? – решил помочь я.
– Именно так я и сказал, а не вегнуться ли в когчму?
– Да, а не вернуться ли?
– Выпили еще по две.
– Еще по две.
– Тут я говогю, а давай вегнемся опять назад. Они ведь далеко уже, если утгом выехали. Опять глядим напгаво, налево. Ничего. Нету их. Может, вегнуться в когчму?
– Может, вернуться.
– Вегнулись. Хозяин нам говогит: все кончилось, все выпили. Мы? Да мы всего несколько гюмок. А еще они, внизу. Что за они? Так австгийцы же. Внизу? В подвале? А лошади? Где их лошади? Они сказали отвести лошадей на луг, пусть пасутся. Значит, в подвале. Пошли в подвал. Заходим. Солдаты мегтвецки пьяны. Сбогщик налогов еще смотгел. Мы его пгигезали. Деньги взяли. Солдат оставили, с ними мы так обойтись не могли.
– Не могли, они глаз открыть не могли.
– Вы не можете прирезать того, кто на вас не смотрит? – Это мне было непонятно.
– Не можем. Мы их пытались газбудить. Но они были, как мегтвые.
– Как настоящие мертвые.
– Сбопцика налогов мы вынесли, тело закопали, чтобы никто не увидел.
– Но где же тут вампиры? – спросил я.
– А это позже, чегт.
– Рассказывай.
– Пгошел год, умег один человек. И мы его положили в тот же подвал. Австгийцы…
– Наши обер-капитаны…
– Ну да, наши обег-капитаны его нашли. Мы им донесли, понимаешь?
– Не понимаю.
– Потому что этот человек… – «Г» громко расхохотался. А за ним и «р».
– Что тут смешного? – спросил я и посмотрел на Новака, но он тоже не понимал и только пожал плечами. «Г», хохоча, уже валялся по грязному полу корчмы. «Р» держался гораздо лучше. Трясся от смеха, сидя за столом. Тут начали смеяться и за соседним столом. И за одним дальним. Не прошло и столько времени, чтобы я успел вспомнить свои последние десять добрых дел, а уже вся корчма дрожала от сербского смеха.
– Этот человек… черт, этот человек… – но, не закончив фразы, он тоже свалился от смеха на пол.
Я понял! Тот человек был похож на сборщика налогов. Они его подсунули, человека, который недавно умер, и получилось, что это как будто сборщик налогов. Через целый год, ну или там шесть месяцев, он выглядел совсем свеженьким. Вот что хотел сказать мне Шмидлин! Что его тело было прекрасно сохранившимся.
Я хлопнул ладонью по столу. Так вот он, рассказ про вампиров! Рассказ про то, что на самом деле их не было.
Не было и моего кошелька на столе. И гайдуков.
Теперь хоть передохнуть можно. Что ж, меня провели. Но за все нужно платить. И за то, чтобы узнать, что что-то есть и что чего-то нет. Значит, вампиров нет. Во всей панике и суете виновата эта парочка «р»-ов. А дело докатилось до самого императора в Вене. Не говоря уж обо мне.
Раз так, я могу вернуться в Вену, а оттуда дальше, в Париж, в Париже у меня дел по горло, надо кое-что подготовить. Эта история с сербами отвлекла меня от намеченного и затормозила реализацию моих планов. Вот только жалко, что не смогу больше быть рядом с этой дивной душой, Марией Августой Турн-и-Таксис. Впрочем, если хорошенько подумать, то, собственно, почему? Никуда не денутся мои дела во Франции, если я останусь в Белграде еще на месяц и заполучу эту поседевшую душу. Действительно, почему нет?
Я сказал Новаку, что теперь можно уходить.
Мы вышли в туман, который сейчас стал светлее, хотя светать еще не начало. Мы шли, вероятно, по тем же улицам, только теперь в гору. Новак торопился и ничего не говорил. Я не мог понять, то ли он был разочарован тем, что вампиров не было, то ли вовсе не понял, что же на самом деле произошло. А может, он все еще под впечатлением от услышанной песни. Порождения народного ума бывают интересны даже мне. Я слышал все эти истории о Святом Саве и обо мне, и обо мне и о моем подмастерье. Мало от этого толку тем рассказчикам, которые меня не любят, – я только в выдумках могу оказаться глупым. Святого Саву я даже никогда не встречал, подмастерья никогда на службу не брал. У меня всегда была только обычная прислуга, такая, как мой нынешний слуга. Слуга, а не подмастерье. Потому что подмастерье хочет чему-то выучиться, чтобы в один прекрасный день стать хозяином, а слуге надо, только чтобы ему поменьше докучали.
– Хааальт! – прогремело у меня в ушах. Я всполошенно стал оглядываться по сторонам, но не увидел ничего, кроме тумана.
– Хозяин, это стража на воротах.
Я прокричал по-немецки, кто я таков и что мне нужно обратно в Вайсбург.
В ответ раздалось требование назвать пароль.
– Какой еще пароль?
– Не знаешь, так проваливай!
Я глянул на Новака. Он смотрел на меня.