Страх и его слуга

– Зачем вы разговариваете с этим обер-капитаном? Вот уж кто вволю напился сербской крови. А сколько сербов ограбил по заказу австрийцев, но еще больше для себя самого. Зачем вы его спросили, рад ли он, что освободил свою землю от турок? – сказал Новак, словно это не пурпурный своим вмешательством смутил Исаковича.

– А что тут такого? – решил я прикинуться дурачком.

– Разумеется, он рад, теперь может грабить Сербию. При турках не мог.

– Ну ладно, а ты? Ты-то рад, что Сербия освобождена от турок?

– На этот вопрос нелегко ответить.

– Правда? А почему?

– Потому что ответ зависит от ожиданий.

– Каких ожиданий? Разве австрийцы не владеют Сербией уже двадцать лет, и разве турки не пробыли здесь еще дольше?

– Я не это имел в виду. Смотрите: если вы ожидаете самого худшего или чего-то чуть-чуть получше, чем самое худшее, то, что придет, покажется вам прекрасным. Если же ждете самого лучшего, а будет на самую малость хуже, то вы воспримете это как нечто ужасное.

– И?

– Сербы после турок ждали самого лучшего.

– И теперь разочарованы, – сделал я вывод.

– Да, но это еще не конец, из чего следует, что это еще не самое худшее… – Он говорил с большими паузами между фразами.

– Я тебя слушаю.

– Австрийцы в Сербии продержатся недолго. Все уже знают, что турки вернутся. И ждут самого худшего.

– И?

– А как там в аду? – повторил свой вопрос регент, словно забыв наш недавний разговор. Я хотел было огрызнуться, но сдержался и проговорил:

– В аду жарко. Там южнее, чем на юге. Солнце никогда не заходит. Все раскалено, а все, что может гореть, горит. Небо желтого цвета, нет ни холодка, ни тени, и от этого света, который сияет непрерывно с никогда не ослабевающей силой, ничего не видно.

– Что же это за наказание, если ничего не видно? – повторил он вопрос, словно не задавал его только что.

«Необязательно видеть, достаточно просто знать, – давай, посмотрим, кто кого», – подумал я.

– Но есть много дураков, которые знают только то, что видели. – Я не поверил своим ушам.

– Да, ваше высочество, и все эти дураки в аду.

– Турки не повторят ошибку пятидесятилетней давности… – перебил меня мой слуга, – когда они мстили сербам за Австрию. И не будет ничего общего с самым худшим. Понимаете?

– Не вполне.

– Из-за слишком больших ожиданий австрийцы выглядят в глазах сербов зверями, из-за слишком большого страха турки будут казаться ягнятами. Так же и в жизни: от хороших ждешь всего самого лучшего и всегда разочаровываешься, а от плохих – самого худшего, и они вас приятно удивляют. Совершенно ясно, почему мы вечно в плохой компании. Трудно переносить доброту, вечно кажется, что хорошего недостаточно.

– Это ты на меня намекаешь, нерадивый слуга?

– Не понимаю, – снова подал голос Вюртембергский, – как это так, что холодно и никогда нет солнца, а одновременно жарко и солнце светит непрестанно? И как это, что в аду нет дураков, а опять же все дураки в аду? Что же из этого верно?

– И то и другое, – ответил я.

Перед нами уже показались ворота, которые охраняли въезд в немецкую часть города. Но еще до того, как мы пересекли линию принца Евгения, я заметил, что пурпурного с нами нет.

Глава пятая Калемегданская крепость

1

Я – герцогиня Мария Августа Турн-и-Таксис, состоящая в браке с принцем Александром Вюртембергским, бывшим в свое время регентом Сербии. Я родила троих сыновей, каждого из них зовут Евгений, в честь Евгения Савойского, покровителя моего мужа, и одну дочь, Катарину. В Сербию, то есть в Белград, я приехала в 1730 году, а покинула его в 1737-м. Все мои дети появились на свет после отъезда из Белграда.

С человеком, о котором вы меня спрашиваете, я познакомилась в Белграде осенью 1736 года. Говорят, что он появился там днем раньше, но я впервые увидела его, когда барон Шмидлин показывал ему белградскую крепость на Калемегдане.

Как он выглядел? Обыкновенно, совершенно обыкновенно. Среднего роста, с русыми волосами, карими глазами, без каких-то бросающихся в глаза особых примет. Нет, он не хромал. Говорил по-немецки без ошибок, хотя чувствовалось, что этот язык для него не родной, кроме того, как мне сказали, он разговаривал и по-сербски, и по-венгерски. Знаю, что он читал какие-то книги на французском и английском. Нет, он не показался мне подозрительным, более того, я тогда считала, что мне представилась редкая возможность встретиться с исключительно образованным человеком.

Вы хотите, чтобы я вам рассказала все, как было?

Простите, я не расслышала.

Не пропуская ни одной мелочи?

Вы сами решите, что мелочь, а что нет?