Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Совещание убедило Черчилля, что вопрос можно решить лишь при посредничестве объективного стороннего лица. Он решил вынести проблему на своего рода третейский суд, чтобы там обе стороны представили свои доказательства. Черчилль выбрал сэра Джона Синглтона, судью Суда королевской скамьи[749], известного главным образом благодаря председательству на процессе 1936 года над Баком Ракстоном по печально знаменитому делу «Трупы под мостом». Ракстона признали виновным в убийстве жены и горничной – а также в том, что он разрубил их тела на 70 с лишним кусков, большинство из которых затем обнаружили в узле, оставленном под мостом. Дело также называли «Убийствами-пазлами» – отсылка к героическим усилиям криминалистов, пытавшихся сложить тела жертв из этих фрагментов.

Обе стороны согласились, что приглашение судьи Синглтона – мудрый шаг. Синглтон принял это предложение – возможно, позволив себе вообразить, что эта работа будет значительно менее замысловатой, чем собирание обезображенных трупов из кусков.

А в Лондоне продолжали гибнуть красивые вещи – и здания. Вечером 8 декабря, в субботу, бомба разрушила крытые галереи часовни Святого Стефана в Вестминстерском дворце. Эта часовня была одним из любимых мест Черчилля. На другой день парламентский секретарь Чипс Ченнон[750] набрел на Черчилля, бродящего среди развалин.

Черчилль проводил уик-энд в Чекерсе, но вернулся в город, несмотря на признаки простуды. Он был в пальто с меховым воротником; изо рта торчала сигара. Он пробирался между осколками стекла и кучами обломков.

– Это ужасно, – пробурчал он, не выпуская сигару изо рта.

– Конечно же, они специально ударили по самому лучшему, – заметил Ченнон.

Черчилль угрюмо хмыкнул:

– Здесь Кромвель подписал смертный приговор королю Карлу[751].

В тот понедельник длинное послание Черчилля, направленное Рузвельту в Вашингтон по телеграфу, добралось до президента, находящегося на борту одного из крейсеров военно-морского флота США. Корабль «Таскалуса» совершал 10-дневное плавание по Карибскому морю – якобы для того, чтобы посетить базы Британской Вест-Индии, к которым американский ВМФ теперь получил доступ, но главным образом для того, чтобы дать президенту возможность расслабиться – полежать на солнышке, посмотреть кино, половить рыбу. (Эрнест Хемингуэй написал ему, сообщая, что крупную рыбу можно поймать в водах между Пуэрто-Рико и Доминиканской Республикой, и рекомендуя использовать свиные шкварки в качестве наживки.) Письмо Черчилля доставили на гидросамолете ВМС, опустившемся рядом с кораблем, чтобы передать президенту свежую корреспонденцию из Белого дома.

Письмо начиналось так: «Мы приближаемся к концу года, и я полагаю, что вы ожидаете от меня изложения перспектив на 1941-й». Черчилль ясно дал понять, что прежде всего ему нужны гарантии непрерывного потока поставок продовольствия и военных материалов в Англию. Он подчеркивал: от того, сумеет ли страна выстоять, может зависеть и судьба Америки. Суть проблемы он приберег напоследок: «Близится момент, когда мы больше не сможем платить деньгами за поставки грузов, осуществляемые по морю и иными путями».

В конце он призывал Рузвельта «рассматривать это письмо не как просьбу о помощи, а как перечисление действий, минимально необходимых для достижения нашей общей цели»[752].

Конечно же, Черчилль хотел получать американскую помощь. Самую разную: корабли, самолеты, пули, детали станков, продовольствие. Он просто не хотел, чтобы ему нужно было за нее платить, тем более что у него и в самом деле стремительно иссякали средства.

Три дня спустя, 12 декабря, в четверг, лорд Лотиан, черчиллевский посол в Америке, скоропостижно скончался от уремии. Ему было 58 лет. Адепт «христианской науки»[753], он мучился на протяжении двух дней, но отказывался от медицинской помощи. Министр иностранных дел Галифакс написал по этому поводу: «Еще одна жертва "христианской науки". Его будет очень трудно заменить»[754]. Диана Купер писала: «Его доконали оранжад и "христианская наука". Что и говорить, безвременный конец»[755].

В этот день Черчилль отправился в Чекерс. Смерть Лотиана серьезно омрачила атмосферу в доме. За ужином к Черчиллю присоединились лишь Мэри и Джон Колвилл, тогда как Клементина, страдавшая от мигрени и простуды, пропустила трапезу и сразу же легла в постель.

Улучшению атмосферы отнюдь не способствовал суп, который Черчилль счел настолько неудачным, что даже в ярости устремился на кухню (его цветастый халат развевался поверх голубого костюма для воздушной тревоги). Мэри писала в дневнике: «Папа был в прескверном настроении из-за еды, и я, конечно, не могла с ним управиться, и он повел себя очень нехорошо: выскочил из-за стола, стал жаловаться повару насчет супа, заявив (справедливо), что он безвкусный. Боюсь, наша домашняя жизнь вышла из привычной колеи. О боже!»[756]