Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Предложение этого поста Галифаксу требовало некоторой жесткости. По любым меркам это было понижение в должности, при всей важности задачи посла, сводящейся к тому, чтобы Британия в конце концов добилась участия Америки в войне. Но Черчилль отлично знал и то, что в случае кризиса в его собственном правительстве король, скорее всего, обратится к фигуре Галифакса в качестве его преемника (ведь первоначально монарх остановил свой выбор именно на Галифаксе). Именно поэтому Черчилль решил, что Галифакс должен уйти. Именно поэтому он отправил к нему Бивербрука.

17 декабря, во вторник, Бивербрук, выступив на BBC, отправился в министерство иностранных дел, чтобы встретиться с Галифаксом. Тот сразу же насторожился. Галифакс знал, что Бивербрук живет интригами и уже давно ведет против него тайную войну с помощью всевозможных слухов. Бивербрук предложил ему новую работу – от имени Черчилля. Вечером Галифакс отметил в дневнике: у него нет уверенности по поводу того, какие мотивы движут Черчиллем, – может быть, премьер действительно считает его кандидатуру лучшей, а может быть, просто хочет выжить его из министерства иностранных дел и вообще из Лондона.

Галифакс не хотел уходить и сообщил об этом Бивербруку, но тот доложил Черчиллю, что Галифакс не колеблясь ответил «да». Эндрю Робертс пишет: «Он принес Черчиллю полностью выдуманную историю о реакции Галифакса на это предложение»[762].

Назавтра Черчилль и Галифакс встретились в 11:40 по совсем другому вопросу. Во время этой встречи Галифакс объяснил свою неохоту менять должность. То же самое он проделал и на следующий день, 19 декабря, в четверг. Разговор получился напряженный. Галифакс пытался убедить Черчилля, что отправка в Вашингтон бывшего министра иностранных дел в качестве посла может показаться актом отчаяния – слишком усердной попыткой угодить Рузвельту.

Галифакс вернулся в МИД с ощущением, что ему удалось уклониться от назначения. Но он ошибался.

С приходом зимы непосредственная угроза вторжения уменьшилась, хотя никто не сомневался, что это лишь временное облегчение. На смену этой угрозе пришла иная, менее материальная опасность. По мере того как люфтваффе расширяло масштаб атак и стремилось устроить что-то подобное налету на Ковентри в ходе рейдов против других британских городов, на передний план выходила проблема боевого духа народа. До сих пор Лондон проявлял стойкость, но Лондон был гигантским городом, получившим своего рода иммунитет против новой тактики тотального уничтожения люфтваффе. Окажутся ли жители остальных регионов страны такими же крепкими духом, если «ковентрации» подвергнутся другие города?

Авианалет на Ковентри потряс город до основания, существенно пошатнув моральное состояние его жителей. Управление внутренней разведки отмечало, что «в Ковентри шоковый эффект оказался сильнее, чем в [лондонском] Ист-Энде или на какой-либо иной территории, подвергшейся бомбардировке (из тех, которые были нами изучены)»[763]. Два последовавших за этим рейда против Саутгемптона, также весьма мощные, тоже нанесли сокрушительный удар по общественному сознанию и душам людей. Епископ Винчестерский, в чью епархию входил город, отмечал, что люди «сломлены после ужасных бессонных ночей. Все, кто может, покидают город». Каждый вечер сотни местных жителей выезжали из города и спали в машинах где-нибудь в сельской местности, а утром возвращались на работу. «Пока люди сильно пали духом», – сообщал епископ. После серии налетов на Бирмингем американский консул, работавший в городе, написал своему лондонскому начальству: хотя он не замечал никаких признаков нелояльности или пораженческих настроений среди здешних жителей, «нелепо было бы утверждать, будто бомбардировки не ухудшают их психическое здоровье»[764].

Эти новые атаки угрожали полным крахом морального состояния страны и национального самосознания (именно этого давно опасались планировавшие оборону), усилением общественного смятения – настолько мощным, что это могло пошатнуть позиции черчиллевского правительства.

Наступление зимы еще сильнее обострило проблему, так как оно лишь умножило ежедневные тяготы, порождаемые немецкими налетами.

Зима принесла дождь, снег, холод и ветер. Организация «Массовое наблюдение» попросила своих респондентов следить за тем, какие факторы угнетают их сильнее всего; список возглавила погода. Дождь сочился сквозь крыши, пробитые осколками; ветер рвался в разбитые окна – и не было стекла, чтобы его вставить. Частые перебои в снабжении электричеством, топливом и водой оставляли множество домов без отопления, а их жильцов – без возможности каждый день мыться. При этом людям по-прежнему нужно было ходить на работу, а их детям – в школу. Из-за взрывов бомб телефонная связь порой пропадала на несколько дней.