Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Однако эта сосредоточенность на «ведении счета» маскировала более мрачную реальность, о чем не уставал твердить Профессор, всегда готовый притушить любые восторги. Он бесперебойно и бестрепетно поставлял всевозможные гистограммы, диаграммы с областями, диаграммы Венна. Некоторые из них выглядели довольно красиво: пропорции и доли на них были представлены алым и приятными оттенками зеленого и голубого. Но при этом Профессор напоминал всем заинтересованным лицам, что громко превозносимые цифры ничтожных потерь в воздухе не включают потери британских самолетов на земле. 16 августа, в пятницу, люфтваффе атаковало важную базу Королевских ВВС в Тангмире (на основной территории Англии – в пяти милях от британской кромки Ла-Манша), уничтожив и повредив 14 самолетов, в том числе шесть бомбардировщиков и семь фронтовых истребителей. В тот же день, несколько позже, в результате немецкого налета на базу Королевских ВВС, расположенную чуть западнее Оксфорда, было уничтожено или повреждено 46 учебных самолетов. Кроме того, в «счет» не включали британские бомбардировщики, сбитые или поврежденные во время полетов над Германией. К примеру, в ночь на субботу, 17 августа, Бомбардировочное командование Королевских ВВС направило в рейд 150 бомбардировщиков и потеряло семь из них.

Черчилль уже в субботу, находясь в Чекерсе, составил в присутствии Профессора служебную записку, адресованную сэру Сирилу Ньюоллу, начальнику штаба военно-воздушных сил. «Хотя наш взгляд сейчас сосредоточен на результатах воздушных боев над территорией нашей страны, – писал он, – мы не должны забывать о серьезных потерях, которые несет Бомбардировочное командование». Если к этим потерям прибавить количество самолетов, разрушенных на земле, и число истребителей, сбитых в бою, получалось существенно иное соотношение британских и немецких потерь. «На самом деле в этот день соотношение наших потерь к немецким составило два к трем», – писал Черчилль[444].

Лишь теперь руководство британской авиации начинало осознавать, что происходит нечто новое и что целью вражеских атак являются сами Королевские ВВС. На протяжении предыдущей недели авиационная разведка отметила лишь общее усиление активности немецких военно-воздушных сил. Плохая погода и, как казалось, произвольный выбор целей маскировали полномасштабную природу кампании, но теперь росло понимание, что речь действительно идет об атаке непривычного типа, которая вполне может стать преамбулой к ожидаемому вторжению в Англию. В докладе британской разведки за неделю, кончавшуюся 22 августа, отмечалось, что атакам подверглись 50 аэродромов Королевских ВВС – в ходе рейдов, где было задействовано в среднем по 700 самолетов в день. Авторы доклада предостерегали: если Германия преуспеет в разрушении этих оборонных объектов, весьма вероятно, что за этим последует интенсивная бомбардировочная кампания, осуществляемая немецкими дальними бомбардировщиками, «которые к тому времени смогут спокойно действовать днем, не встречая серьезного сопротивления»[445].

Общественность тоже далеко не сразу осознала все значение нарастающей ярости воздушных боев. Воспоминания о предыдущей войне, с ее чудовищными сухопутными битвами, еще были свежи в душе британцев, и эта новая война в небесах, казалось бы, не шла ни в какое сравнение с тогдашними баталиями. Если воздушные сражения происходили на малых высотах, находящиеся на земле порой могли слышать стрельбу из пулеметов и рев двигателей; но, если бои шли на большой высоте, они почти ничего не слышали и не видели. Облачность часто маскировала происходящее над головой, но в ясные дни инверсионные следы чертили в небе спирали и петли.

В один солнечный августовский день писательница и журналистка Вирджиния Коулз лежала на траве на вершине Скалы Шекспира (близ Дувра) и наблюдала крупную воздушную битву. «Пейзаж был великолепный, – писала она. – Перед тобой простирались голубые воды Ла-Манша, а вдалеке виднелись туманные очертания французского побережья». Внизу располагались дома. Лодки и траулеры дрейфовали в гавани, поблескивая на солнце. Вода ярко сверкала. А вверху висело не меньше 20 серых заградительных аэростатов, гигантских, напоминавших воздушных ламантинов. Между тем еще выше пилоты бились насмерть. «Ты лежала в высокой траве, под легким ветерком и смотрела, как сотни серебристых самолетиков роятся в небесах, словно тучи комаров, – писала она. – А вокруг тебя кашляли и содрогались орудия ПВО, протыкая небо маленькими белыми взрывами». Горящие самолеты по дуге неслись к земле, «оставляя после себя лишь длинный черный мазок на небе». Она слышала двигатели и пулеметы. «Ты знала, что сейчас в 15 000 футов над твоей головой, в мире солнца, ветра и неба, решается судьба цивилизации, – писала Коулз. – Ты это понимала рассудком, но прочувствовать это по-настоящему было трудно»[446].