Страх и отвращение предвыборной гонки – 72

Он был первым, кто принес плохие вести, но многие из нас уже успели подумать об ужасающей возможности того, что у руля страны может снова оказаться демократ в инвалидном кресле. Врач заявил, что Уоллеса могут отправить домой через неделю, а это значит, что в течение месяца он сможет отказаться от постельного режима. Когда он возобновит свою кампанию, к нему будет приковано всеобщее внимание, это событие будет активно освещать пресса. Как сказал вчера вечером один репортер: «Господи, это самый грандиозный прорыв из всех, которые Джордж когда-либо совершал!»

Если Уоллеса парализует, он одновременно станет: (а) в меньшей степени чудовищем и (б) в большей степени сверхчеловеком, единственной целью наемного убийцы за последние десять лет, которой повезло и которая оказалась достаточно сильна, чтобы выжить.

Люди Уоллеса скрывались от прессы внизу, в отделении «пастырского служения» больницы, где коридор украшают гипсовые мадонны и распятия. Джордж Мэнгам — высокий человек, неистовый баптистский проповедник, который разогревает толпы на митингах Уоллеса («И теперь, потому что мы находимся в Милуоки, эти парни постараются исполнить для вас польку») — бродил вокруг бледный, с убийственным выражением на лице. Тощая женщина, сошедшая прямо с картины Уокера Эванса, тихо плакала. Молодой худой блондин, одетый в красный, цвета пожарной машины блейзер кампании с эмблемой «Уоллес-72», вышитой на нагрудном кармане, безудержно рыдал. Он был чем-то вроде помощника пресс-атташе.

Его обнимал и утешал… Я взглянул один раз, потом второй, но это был негр, огромный тип, напоминающий железнодорожного носильщика, лысеющий, с небольшой серой козлиной бородкой, одетый в элегантный синий костюм в тоненькую полоску со значками «Уоллеса в президенты», приколотыми к каждому лацкану. Он утешал мальчика красивым, глубоким басом в духе Поля Робсона.

Я выждал приличествующую случаю паузу, а затем подошел к нему выяснить, какого черта он здесь делает. Оказалось, что это не кто иной, как Норман Джонс, председатель Национального сообщества черных граждан за Уоллеса и, по единодушному мнению прессы, главный придурок всей кампании-72, человек, который может нести такую ересь, что даст 100 очков вперед даже Хьюберту Хамфри.

— Мистер Уоллес — единственная надежда для маленького человека, — сказал Норман таким звучным голосом, что задрожало распятие.

Я спросил его, скольких негров он подписал за Уоллеса.

— Вы хотите цифр, — ответил он с укоризной. — А у меня нет никаких цифр. Я сейчас перемещаюсь с такой скоростью, что просто не справляюсь с потоком из тысяч писем, которые приходят каждый день. К тому же большинство желает остаться анонимными, опасаясь экономической и общественной расправы.

Это тот самый человек, которого вывел на чистую воду Wall Street Journal, потребовав, чтобы тот назвал имя и адрес хотя бы одного чернокожего гражданина, выступающего за Уоллеса. Но Джонс не смог этого сделать. Он представляется как бывший журналист и специалист по связям с общественностью. Теперь он достал толстую сигару, закурил и сердито взирал на меня сквозь дым.

— Как там складывается у Макговерна с индейцами? — бросил он мне вызов. — И как там с индейцами у Хамфри?

— С какими индейцами? — переспросил я.

— Почему это только индейцы живут в Дакоте и голодают? Нет ни одного черного, который стал бы жить там, в Дакоте.

С этими словами он в гневе удалился. А ведь я еще хотел спросить его о реакции толпы, собравшейся на выступление Уоллеса в торговом центре Лауреля. Когда прозвучали пять выстрелов, бо́льшая часть тех, кто был там, тут же обратила свое внимание на четырех молодых негров, которые задавали Уоллесу каверзные вопросы с тыла. У одного из них была прическа афро[78], и одет он был в дашики[79]. Толпа окружила негров, готовая выбить из них все дерьмо. Они начали кричать: «Нет-нет, это не мы, мы не стреляли в него!» Между ними и толпой встала полиция округа Принс-Джордж, и негры остались невредимы. Однако толпа сторонников Уоллеса была готова к суду Линча.

Правда, были среди них и те, кто говорил, как мирные люди, и вызывал симпатию. Невысокий, седовласый окружной председатель комитета «За Уоллеса во Флориде» мягко спросил меня, почему средства массовой информации имеют зуб на их кандидата. Я ответил: прежде всего потому, что Уоллес выступал за сегрегацию.

«Ты думаешь о старом Джордже Уоллесе, человеке, вставшем в дверях здания школы, — сказал он. — Но сейчас он за интеграцию, потому что это закон страны, не так ли? Он просто хочет, чтобы северные города тоже интегрировались». Ни с кем не бывает так трудно спорить, как с приверженцем Уоллеса, который оказывается джентльменом с Юга. Такие люди, не произнеся ни единого оскорбительного слова, всякий раз заставляют вас чувствовать себя лицемером.