Страх. История политической идеи

Одним из свойств гражданского общества, способствующих организации преследования граждан и внедрению страха, является царящее в нем уважение к частной жизни и взаимное доверие. Если к политикам и государственным служащим граждане относятся с подозрением, то внутри гражданского общества живут и работают наши друзья и родные, священники и раввины, коллеги и соседи. Даже приходя на работу или вступая в экономические отношения, мы встречаемся с гражданским обществом в лице людей, которых хорошо знаем. Они живут рядом с нами, состоят в браке с нашими родными. Это мелкие предприниматели, оказывающие нам услуги, преуспевающие дельцы, еще вчера работавшие с нами бок о бок. Когда наши знакомые побуждают нас склонить головы перед страхом или сами действуют в репрессивном духе, мы верим, что их советы и действия не продиктованы безличным воздействием государства, а являются доброжелательными словами и поступками, поскольку эти люди заботятся о нас или подобны нам. Частные контакты такого рода теоретически должны способствовать поддержанию единства гражданского сообщества перед лицом жестокого государства.

Но аналитики часто не замечают, что эти частные отношения и личные связи, о которых шла речь в предыдущей главе, способны трансформировать страх перед репрессивным государством и придать ему более сокровенный, душевный характер.

Мы уже рассматривали некоторые особые механизмы, используемые отдельными людьми и гражданскими институтами для нагнетания страха. Это взыскания на рабочих местах, создание консенсуса в социуме, привлечение гражданских организаций к установлению бойкота нежелательной продукции, советы педагогов и духовных наставников не противиться страху, могущество доносчиков⁷³. Но небесполезно поговорить еще о двух механизмах — остракизме и распространению слухов. Мы часто слышим, что остракизм — это орудие, позволяющее совершить демократический выбор, поскольку в условиях демократии отторжение со стороны общества — это бремя, снести которое труднее всего. Послушаем Эмерсона[63].

И все же если тобой недовольна толпа, к этому надо отнестись более серьезно, чем к возмущению ученых мужей и наставников из колледжей. Для человека с твердыми убеждениями и знающего свет не составляет большого труда сохранять спокойствие, когда просвещенное сословие осыпает его бранью. Это брань с оглядкой, брань осторожная; люди, изрыгающие ее, сами весьма уязвимы и потому не слишком храбры. Но когда к их немощной ярости прибавляется ропот масс, когда против тебя оказываются профаны и нищие духом, когда подает свой голос невежество, эта животная сила, таящаяся в глубинах общества, потребуются великодушие и стойкая вера, чтобы сохранить достойное богов презрение ко всей этой шумихе, как к не стоящей ни малейшего внимания чепухе⁷⁴.

Если принять такое понимание, то остракизм предстанет результатом деятельности малых городских сообществ или же неких недалеких людей, способных только совать свой нос в чужие дела. Их главная цель в том, чтобы встать на защиту общепринятых вкусов, а их мишень — одинокий гений, описанный Джоном Стюартом Миллем в трактате «О свободе». На деле же остракизм — это продукт деятельности организованных групп и влиятельных элит в гражданском обществе. При помощи таких организаций, как «Американский легион», или таких изданий, как «Контратака», элиты формируют широкие коалиции для распространения информации о таких личностях и инструкций по охоте на них. Эти коалиции преследуют людей в силу не малодушного страха перед желанием личности реализоваться, а неприятия потребности политического активиста обрести товарищей. Изолируя инакомыслящего, они ставят на нем клеймо, тем самым затрудняя ему путь к организации движения. Вот что писала «Контратака»: