Страх любви

Был ли Бернар д'Аржимель ее любовником? Не на него ли она намекала, говоря, с умолчаниями и страхом, о ненавистных и грозных цепях, которыми она была окована? Не раз собирался он спросить ее об этом, но не решался. К чему отравлять их обоюдное счастье? Даже если она и принадлежала ранее этому человеку, то разве это не произошло вследствие случайности, слабости, боязни, отчаяния? И он, Марсель, разве не ответствен он за это? Как отважиться упрекнуть ее в ошибке, виновником которой, быть может, был он сам? Не лучше ли забыть? Не есть ли забвение один из счастливых даров жизни? Чего только люди не забывают? Разве он не забыл самого себя? Разве он не забыл наставлений отца? Любовь преображает: что осталось в Жюльетте, как и в нем, из того, чем они были прежде? Пусть же подозреваемая и ненавистная тень присоединится к их теням в несуществующем прошлом! Зачем явилась она смущать его? Жюльетта свободна, так как он освободил ее, и он сумеет ее защитить! Он с вызовом поднял глаза. В посветлевшем небе блистал кривой рог луны, тонкий и острый, между двух высоких дымовых труб; казалось, он своим острием вот-вот снесет эти огромные головы в тюрбанах, набитые пеплом злых воспоминаний.

Когда Марсель Ренодье вошел в розовую гостиную, Сириль Бютелэ поджидал его, читая газету.

— Ну, дорогой Марсель, хорошо ли провели день?

Художник весело глядел на него в маленькую хрустальную лунку своего монокля. Марсель покраснел. Сириль Бютелэ похлопал его по плечу.

— Ну, тем лучше, счастливец! Ах, у вас большой козырь — ваша молодость!.. Знаете, в квартале Кастелло я сделал находку, которая в прежние времена привела бы меня в восторг. Да, очаровательная девчонка, лет пятнадцати, волосы, как у догарессы… Но теперь — баста!.. Поздно!.. Госпожа де Валантон обедает у нас, не правда ли? Она удивительно красива сейчас. Венеция пошла ей на пользу!..

Сириль Бютелэ рассмеялся и продолжал:

— Кстати, я сегодня встретил вашего старого приятеля, Антуана Фремо. Он представил меня весьма красивой женщине, которая, впрочем, его законная жена!.. Он жаловался на то, что давно не видел вас. Он стоял на Пьяцетте и смотрел на великолепную яхту, бросавшую якорь в доке…

Марсель вздрогнул. Со стены на него глядел портрет дамы в маске. Она казалась эмблемой той Венеции, незримой и нежной, чью покровительственную пустынность и благосклонную тайну он чувствовал вокруг себя.

XVII

«Нереида», стоявшая на якоре в доке Сан-Марко против церкви Санта-Мария делла Пьета, была большой паровой яхтой, выкрашенной в белый цвет и оснащенной на манер брига.

В спокойной воде лагуны отражались ее стройные очертания, ее мачты, снасти и флаг. По мере приближения к ней г-жа де Валантон начала яснее различать подробности судна. На носу, под бушпритом, она заметила золоченую фигуру, изображавшую морскую богиню. На белом корпусе раскрытые иллюминаторы чернели своими круглыми отверстиями. Никто не показывался на палубе. На мостике два матроса чистили медные части, блестевшие на солнце. Гондола пристала к лесенке; г-жа де Валантон, держась рукой за веревку, поднялась по ступенькам. У входа на яхту она спросила дежурного матроса, находится ли на борту г-н Руасси. Подбежавший steward [36]провел ее на корму. Шезлонги и тростниковые кресла окружали стол, на котором еще стоял кофе. В блюдце мокла толстая, наполовину выкуренная сигара. Докладывая, что г-н и г-жа Бартен сошли на берег, но что г-н Руасси находится у себя в каюте, слуга глядел на г-жу де Валантон с тем удовольствием, какое испытываешь при виде лица, которому не служишь ежедневно в течение шести недель; затем он скрылся, чтобы предупредить г-на Руасси.

Через несколько минут показался г-н Руасси. На нем была фуражка члена яхт-клуба. Он сердечно обнял дочь, уселся против нее в одно из тростниковых кресел, вытянул ноги и закурил сигару.

Сначала разговор шел о путешествии. Погода была довольно плохая при выходе из Триеста, и г-жа Руасси слегка страдала морской болезнью: в настоящую минуту она отдыхает. Это маленькие неудобства морского спорта, но зато сколько удовольствия! Г-н Руасси был неистощим. Можно было подумать, что он первый открыл Сицилию, Архипелаг [37], Далмацию [38]. Пребывание их в Венеции не будет продолжительным: в Венецию так легко попасть иначе, нежели на яхте, меж тем как существуют тысячи мест, которыми можно насладиться, лишь имея хорошо оборудованное судно!

Г-жа де Валантон слушала отца рассеянно. Она взяла со стола серебряную ложечку и постукивала ею о край чашки. Она смотрела вдаль, на розовую стену Дворца дожей, где обрисовывались по временам то тяжелый полет голубя, то резвые взмахи крыльев чайки. Наконец г-н Руасси умолк, выпустил клуб дыма и поправил козырек фуражки. Г-жа де Валантон перестала играть серебряной ложечкой.

— Ну, а ты, дорогая, как поживаешь?.. Скажи мне, однако, какого черта очутилась ты здесь?

С минуту он смотрел на кончики своих ботинок.