Воспитатели называли меня лгуньей и ставили в угол, не разрешая играть. Но и тогда я не плакала, а просто сидела на красном пластмассовом стульчике и пыталась насладиться каждой секундой вдали от дома. И хотя дети дразнили меня, насмехаясь над моими странностями и бедностью, а воспитатели считали проблемным ребёнком, там я была в безопасности. Никто не хотел сделать мне больно, и я не боялась. В садике не было монстров, и мама не всхлипывала в углу, прикрывая меня своим телом.
*****
Двести пятьдесят две.
Я пересчитывала крошечные бумажные звёздочки в стеклянной банке каждый вечер. Мне приходилось делать это годами. Я должна была сосчитать их все. Двести пятьдесят две штуки — по одной на каждый страх. Надписи на многих повторялись, но я все равно их складывала. Чтобы мои фобии ненадолго отступили, надо было их признать.
Я достала тонкую полоску бумаги пастельного цвета и написала одно слово. Затем сложила маленькую звёздочку, размером не больше кнопки и поместила ее в банку.
Двести пятьдесят три. Этот страх был в единственном экземпляре.
— Что ты делаешь? — спросил Дом, напугав меня внезапным появлением у моей двери. Я пожалела, что не закрыла ее, но я… просто не могла себя перебороть.
Я ответила ему слабой улыбкой, размышляя о моих счастливых двухстах пятидесяти трех звёздочках в банке. С тех пор как я туда что-то добавляла в последний раз, прошло немало времени.
Доминик нахмурился, недовольный моим молчанием. Он без приглашения зашел в мою спальню — святая святых — и плюхнулся на кровать.
— Ты только что кинула еще одну? — спросил он, встряхивая стеклянную банку с крошечными звездочками.
Я робко пожала плечами и выдохнула:
— Да. А что тут такого?
Выражение его лица смягчилось. Дом притянул меня к себе и обнял за плечи.
— Эй, хочешь поговорить об этом? Я знаю, что ты не добавляла их уже давно.
Я покачала головой, ощущая тепло его накачанного тела. Только этому мужчине я позволяла так себя обнимать и дарить эти единственно принимаемые мною ласки. Между нами была самая настоящая близость, хотя у нас и не было сексуальных отношений. Мы бы никогда не смогли бы пересечь эту черту. Я не могла потерять единственного мужчину, которого я когда-либо любила.
— Тут не о чем говорить. Правда. Все в порядке.
По крайне мере, я заставляла себя так думать, понимая при этом, что говорю не правду.
Дом сел и немного отодвинулся, чтобы заглянуть мне в глаза. Моё безразличное выражение лица не смогло его обмануть. Будучи опытным лгуном, он чувствовал ложь за километр.
— Нет, это не так. Ты должна выговориться. Я говорил тебе об этом, Кам. Это часть нашей сделки. Ты ходишь к психотерапевту и абсолютно честна со мной. И я не позволю тебе, черт возьми, нарушить эти условия.
Я повела плечами, освобождаясь из объятий, и бросила на него сердитый взгляд.
— Нет. Это ты так решил. Я говорила тебе, что со мной всё в порядке. Терапия не помогает, и я не собираюсь снова посещать консультации. — Схватив с кровати банку со звездочками, я поставила ее на подоконник. — Я не заключаю соглашений, Дом. Да, у меня есть проблемы. Но они есть у всех, включая тебя. Я справляюсь как могу. Так же, как и ты.
Мой лучший друг, мужчина который стал мне ближе, чем брат, раздраженно выдохнул при упоминании его собственных демонов. Они преследовали его каждое мгновение жизни.
— Сейчас разговор не обо мне. Да, моя жизнь хреновая, но я выживаю. А ты, детка, держишься из последних сил. Я говорю тебе это дерьмо не для того, чтобы забраться тебе под кожу. Я хочу, чтобы тебе стало лучше.
— Что, если улучшение не наступит никогда? — резко ответила я, повернувшись к нему лицом. — Это же не обычная болезнь, и я не могу вылечиться, просто приняв лекарство, Дом. И ты это знаешь как никто другой. Это. Является. Частью. Меня. Это не ситуация дерьмовая. А это я, черт возьми, окончательно и бесповоротно прогнившая до глубины души.
Дом тут же вскочил на ноги и обнял меня.
— Стоп. Прекрати, Кам, — прошептал он в мои волосы. — Ты настоящая и не испорченная. Не занимайся самокопанием, детка, а постарайся отбросить всю эту чепуху в сторону и найди истинную себя, хорошо? Твои страхи — это не ты. Слышишь меня? Они не показывают того, какая ты на самом деле.
— Я такая, какая есть, — пробормотала я, пытаясь загнать проступившие эмоции подальше. — И так было на протяжении всех двадцати трёх лет. Я устала бороться, Дом. Я так чертовски устала.
Я заставила себя сделать глубокий вдох, а затем попыталась уйти от разговора и всех его откровений. Отгородиться. Это помогало мне первые шесть лет моей жизни и не давало попасть в психиатрическую больницу позже.