Страх перед страхом

Но Женя была спокойна и выглядела радостной. Она говорила: все наверняка выяснится. Ведь косвенные факты налицо – Леонид собирался вернуться в их квартиру, чтобы как следует поговорить с нею и ее сожителем. Кто-то же должен был его видеть!

Но зато младшего брата нейтрализовали достаточно быстро. Наличие ключей от квартиры Татьяны – это был уже не косвенный, а самый прямой факт. Василий разговорился, отсиживая пятнадцатисуточный срок за хулиганство. И немедленно сослался на брата. Он признался, что это брат дал ему ключи, попросив их сохранить до поры до времени. Это было в начале зимы. А совсем недавно, испытывая большую нужду в деньгах, брат сообщил ему, что ключи можно пустить в дело. Правда, Василий обделывал эту операцию в одиночестве. В первый раз, наведавшись в указанную братом квартиру, он обследовал только то, что попалось под руку. На деньги в конверте наткнулся сразу – он нашел их в первом же выдвинутом ящике. Сперва он едва не унес с собой конверт, однако его одолело желание сыграть еще одну шутку – в духе старшего брата. Тот наверняка одобрил бы эту остроту. Вынув из ящика ножницы, он быстро нарезал подвернувшуюся под руку бумагу полосками, по размеру напоминавшими купюры. Сунув обратно в ящик конверт с новой упаковкой, парень удалился, полностью довольный собой. Шутка имела еще и практическую ценность: Василий рассчитывал, что тот, кто найдет этот конверт, засомневается – воровство это или просто путаница? Ведь как-никак, что-то там да осталось…

Но Петра эта шутка не насмешила. Он обозвал младшего брата дураком – еще и за то, что тот принес такую ничтожную добычу, как десять тысяч рублей. Он втолковал брату, что можно было взять куда больший куш. У Новиковых водятся деньжата. Он сослался на Женю – та, когда бывала прежде в гостях у Иры, видела шкатулку в стенке, где хранились семейные драгоценности. А стоит посмотреть на саму Иру! Как она одета, какие у нее украшения, шубка…

Но вот вопрос с тайником оставался открытым. Василий сказал, что про тайник ему поведал старший брат. Петр, припертый к стенке, сослался на Женю – место открыла ему она. А Женя заявила, что она никогда бы не стала рассказывать посторонним о подобных вещах. Да она о них и не знала. Круг замкнулся – все показывали друг на друга, и роль Жени в этом ограблении по-прежнему оставалась неясной. Ясно было только одно – во второй раз обошлось без шуток. Василий унес все, что ему приглянулось. Правда, сбыть успел далеко не все вещи. В запертой комнате, принадлежавшей Врачам в коммунальной квартире, обнаружилась запакованная в мешок каракулевая шубка. Драгоценности и бытовую технику Василий успел продать и поделить деньги с братом. А ключи после второго визита к Новиковым отдал Петру. Петр не успел их припрятать – угодил в больницу. Ну а Женя, которой эти ключи случайно подвернулись под руку, с первого взгляда не отличила их от собственных и повесила в прихожей на гвоздик.

Девушка как будто родилась заново. Она выглядела жизнерадостной, оживленной, и ее как будто ничуть не волновал вопрос, что в настоящее время она наряду с братьями состоит под следствием. Женя твердо верила, что выпутается – и ей помогала в этом горячая поддержка родителей, соседей и всех друзей семьи. Она заработала славу разоблачительницы – все восхищались тем, как смело она расправилась с целой бандой. Ее прошлые грехи были забыты – тем более что мало кто успел о них узнать.

Не восхищалась только Татьяна. После последней беседы с Женей она ни разу не разговаривала с девушкой. Однажды она столкнулась с нею в коридоре, ожидая приема у следователя, но не обменялась ни словом, хотя Женя поздоровалась и настойчиво заглядывала ей в глаза. Каракулевую шубку дочери она повесила в шкаф, положив в карманы мешочки с лавандой. Вызвала мастера и поменяла замки в двери. Хотя ключи ей обещали вернуть в конце следствия, но Татьяне трудно было жить с сознанием того, что ее дверь практически открыта.

Как и с сознанием того, что она совершила очень серьезную ошибку, добиваясь истины. Прежде ей казалось, что она больше всего хочет узнать правду. Что вынесет любую правду о дочери, сможет простить все что угодно. Да так оно и было. Она простила ей – уже посмертно – даже то, что так боялась сообщить Женя. Простила ложь, беспутные поступки, предательство, любовь к авантюризму, неразборчивость в средствах… Простила, даже не успев толком рассердиться. Но одной вещи она простить не могла.

«Ей легче было броситься под машину, чем знать, что я узнаю всю правду… – думала Татьяна, в недоумении разглядывая последнюю фотографию дочери. Ясные глаза, блестящая улыбка, сияющие на солнце рыжие кудри. – Господи, чего же она боялась? Откуда эта преувеличенная стыдливость? Откуда этот глупый страх? Неужели она боялась только того, что я буду думать о ней дурно? Как же это глупо… Глупо и жестоко».

* * *

– Это было просто глупо! – закричала Дуня, едва не выронив телефонную трубку. – Глупо и жестоко! Ты сама понимаешь, что натворила?! Где ты была две недели, дура?! Твой отец едва не умер!