Страх. Почему мы неправильно оцениваем риски, живя в самое безопасное время в истории

Самые красноречивые результаты касались ранжирования степени риска. В некоторых случаях оценка числа смертельных исходов по тому или иному пункту, сделанная простыми людьми, совпадала с тем, как они воспринимали риск, – и тогда их мнение совпадало с мнением экспертов. Но иногда между «риском» и «ежегодным числом смертельных случаев» не было никакой связи. Самый яркий пример – ядерная энергия. Обычные люди, как и эксперты, верно оценили, что из всех предложенных пунктов в этом было меньше всего несчастных случаев со смертельным исходом. Однако эксперты поставили ядерную энергию на 20-е место из 30 по степени опасности, а обычные люди – на первое. В последующих исследованиях список был расширен до 90 пунктов, но обыватели вновь поместили ядерную энергию на первое место. Очевидно, что при вынесении суждения о степени риска они руководствовались не умножением вероятности на число смертельных случаев.

Анализ Словика показал, что если вид деятельности или технология наделялись определенными характеристиками, то люди считали их более рискованными, независимо от того, сколько смертельных случаев те спровоцировали. Таким образом, было совершенно неважно, что использование ядерной энергии не приводило к человеческим жертвам. У этого пункта были другие характеристики, которые активировали у респондентов «кнопки» восприятия риска, и поэтому он неизменно возглавлял список самых опасных видов деятельности.

Вероятность катастрофы: если имеет место большое количество смертельных исходов в результате одного события, наша оценка степени риска повышается.

Степень известности: незнакомые или новые риски пугают нас сильнее.

Понимание: если мы убеждены, что механизм действия какой-то технологии или вида деятельности еще плохо изучен, наша оценка степени риска повышается.

Персональный контроль: если мы чувствуем, что не владеем потенциально рискованной ситуацией. Например, будучи пассажиром самолета, мы беспокоимся сильнее, чем управляя автомобилем и имея возможность влиять на ситуацию.

Свобода выбора: если мы не по своей воле оказались подвержены риску, ситуация может показаться нам более пугающей.

Участие детей: ситуация усугубляется, когда дело касается детей.

Будущие поколения: если опасность угрожает будущим поколениям, мы беспокоимся сильнее.

Личность жертвы: наличие конкретных жертв, а не статистической абстракции повышает оценку степени риска.

Страх: при появлении страха мы оцениваем степень риска выше.

Доверие: при низком уровне доверия к общественным институтам мы склонны оценивать риск как более высокий.

Освещение в СМИ: чем больше внимания проявляют СМИ, тем выше у нас уровень тревоги.

Наличие аналогичных случаев: если подобные ситуации уже происходили, мы воспринимаем риск как более высокий.

Баланс интересов: если выгоду от ситуации получают одни, а опасности подвергаются другие, мы оцениваем риск как более высокий.

Преимущества: если преимущества вида деятельности или технологии неясны, мы считаем их более рискованными.

Обратимость: если последствия ситуации, которая развивается не так, как планировалось, необратимы, степень риска повышается.

Персональный риск: если риск касается лично меня, значит, он выше.

Происхождение: опасные ситуации, созданные человеком, более рискованные, чем те, которые развиваются естественным образом.

Время: близкие угрозы кажутся более серьезными, а будущие угрозы могут обесцениваться.

Многие пункты из списка Словика отражают здравый смысл. Конечно, когда в зоне риска дети, мы тревожимся сильнее. А когда опасная ситуация касается только тех, кто сделал осознанный выбор пойти на риск, мы волнуемся гораздо меньше. И не обязательно знать о Правиле примера, чтобы понять, что риск, который привлек внимание СМИ, вызовет у нас больше беспокойства, чем тот, о котором СМИ молчат.