Страх полета

И кто протестовал? До тех пор, пока женщина не начала писать книги, у любой истории была только одна сторона. Во все времена, все книги были написаны спермой, а не менструальной кровью. Когда мне было двадцать один, я сравнила свои оргазмы с леди Чаттерли и подумала, что что-то у меня было не так. Так случилось со мной, потому что леди Чаттерли в действительности мужчина? Что она — это Д. Х. Лоуренс [10].

Фаллоцентрист. Проблемы с мужчинами и к тому же проблемы с женщинами. Мой приятель как-то отлепил по этому случаю:

Трудности мужчины оттого, что он мужчина.

Трудности женщины — мужчины.

Однажды, точно насилуя Беннета, я рассказала ему о церемонии посвящения у «Ангелов Ада». Посвящаемый лизал влагалище своей подруге, у которой как раз были месячные, а все остальные участники церемонии наблюдали за этим.

Беннет ничего не сказал.

— Что, не интересно? — проворчала я. — Ты считаешь, что это вздор?

Снова молчание.

Я продолжала ворчать.

— Почему бы тебе не купить маленькую собачку, — наконец вымолвил он, — и не научить ее…

— Мне следовало бы доложить о тебе в нью-йоркском психоаналитическом обществе, — ответила я.

Медицинский факультет Венского Университета был холодным и похожим на пещеру. Мы с трудом поднялись по лестнице. Наверху несколько дюжин кресел равномерно располагались вокруг регистрационного стола.

Назойливая австрийка в шутовских очках и красном платье регистрировала удостоверения. Она разговаривала, словно по учебнику английского языка, и я предположила, что она жена одного из австрийских кандидатов. Ей было не больше 25 лет, но улыбалась она, как настоящая чопорная фрау доктор.

Я показала ей свою рекомендацию от «Вуайор Магазин», но она не стала меня регистрировать.

— Почему?

— Потому что мы не уполномочены допускать прессу, — съязвила она. — Я очень извиняюсь.

— Я хочу участвовать.

Я сдержала гнев, как котел сдерживает паровое давление. Нацистская сучка, подумала я, проклятая немка.

Беннет бросил на меня короткий взгляд, будто сказав: успокойся. Он ненавидел, когда я начинала сердиться на людей из общества и попытался удержать меня, но я только сильнее разозлилась.

— Смотри, если ты меня не пропустишь, я и про это тоже напишу. — Я знала, что, когда встреча начнется, я смогу спокойно зайти и без всякого значка — это не имеет никакого значения. Кроме того, мне вряд ли нужно слишком много для написания статьи. Я была шпионом из другого мира. Шпион в доме психоанализа [11].

— Я полагаю, вы не хотите, чтобы я написала о том, как аналитики боятся допускать писателей на свои собрания?

— Я очень исфиняюсь, — повторила австрийская сучка, — но я действительно не получала полномочий допустить фас.

— Да-да, «я только выполняла приказы», знаю, знаю.

— Я обязана подчиняться инструкциям, — сказала она.

— Вы и Эйхман [12].

— Простите? — она не расслышала моих слов.

Но другие слышали. Я обернулась назад и увидела светловолосого англичанина с трубкой в зубах.

— Если вы на минутку перестанете изображать из себя шизофреничку и используете свое очарование как главную силу, я не сомневаюсь, никто тогда не воспрепятствует вам, — сказал он. Он улыбнулся мне улыбкой мужчины, который лежит на вас после особенно удачного акта.

— Вы, наверное, аналитик, — обратилась я к нему. — Никто другой не бросает так свободно слова «шизофреник».

Он ухмыльнулся.

Он был одет в очень тонкую белую хлопковую индийскую рубашку, и я сквозь нее увидела на его груди рыжеватые, завивающиеся на концах волосы.

— Ах ты, наглая поблядушка, — усмехнулся он. Затем неожиданно ухватил меня за зад и игриво его сжал.

— У тебя милая попка, — заявил он. — Пойдем, я прослежу за тем, чтобы ты попала на конференцию.

Как оказалось, конечно же, он не располагал совершенно никакими полномочиями, но я этого не знала и узнала несколько позже. Он суетился вокруг так назойливо, что можно было подумать, что он глава целого конгресса. Он был ведущим одной из пресс-конференций, но абсолютно ничего не смыслил в прессе. Да кого сейчас волнует печать? Все, чего я хотела от него, — это чтобы он еще разок впечатал свою руку в мою задницу. Я буду всюду его преследовать. Дахау, Освенцим, всюду. Я взглянула через регистрационный стол и увидела, что Беннет о чем-то увлеченно беседует с другим аналитиком из Нью-Йорка.

Англичанин прошел сквозь толпу к регистрационному столу и о чем-то поговорил с регистраторшей. Затем он вернулся ко мне.

— Послушайте, она говорит, чтобы вы подождали и поговорили с Родни Лехманном. Он мой лондонский друг и должен появиться здесь через несколько минут. Так почему бы нам не пойти в кафе выпить пива и самим не поискать его?

— Одну минуту, я пойду предупрежу мужа, — сказала я. Это становилось каким-то припевом нескольких следующих дней.

Он, как мне казалось, был рад слышать, что у меня есть муж. Но, тем не менее, виноватым он никак не казался.