Страх вратаря перед одиннадцатиметровым

Мало-помалу и другие детали потеряли значение: пена в пустой пивной бутылке говорила ему не больше, чем коробка с сигаретами, которую сидящий рядом с ним малый надорвал ровно настолько, чтобы вытащить одну сигарету. И обгоревшие спички, застрявшие повсюду в щелях между плохо пригнанными половицами, больше его не занимали, и следы ногтей на оконной замазке уже не казались чем-то, что имеет к нему какое-то отношение. Ничто его больше не интересовало, все встало опять на свои места; как в мирное время, подумал Блох. Незачем было задумываться, что означает чучело глухаря над музыкальным автоматом, и спящие на потолке мухи не имели никакого тайного смысла.

Он видел, как парень причесывается пятерней, видел, как девушки, пятясь, идут танцевать, видел, как парни встают и застегивают пиджаки, слышал, как при тасовке чмокают карты, но над этим незачем было задумываться.

Блох устал. И чем больше он уставал, тем яснее воспринимал окружающее, отличал одно от другого. Он видел, что, когда кто-нибудь выходил, дверь всякий раз оставалась открытой, и видел, как снова и снова кто-нибудь вставал и закрывал дверь. Он так устал, что видел каждый предмет в отдельности, особенно очертания, словно предметы состояли из одних очертаний. Он видел и слышал все непосредственно, не переводил, как раньше, все в слова и не воспринимал все лишь как слова или игру слов. Он был в таком состоянии, когда все представлялось ему обыкновенным.

Позднее к нему подсела арендаторша, и он настолько естественно одной рукой обнял ее, что она, по-видимому, нисколько не удивилась. Блох, словно так оно и должно быть, бросил несколько монет в музыкальный автомат и безо всяких танцевал с арендаторшей. Он заметил, что каждый раз, обращаясь к нему, она называла его по имени.

И ничего не было особенного в том, что он видел, как официантка одной рукой придерживает другую, и ничего уже не было особенного в плотных занавесках, и было вполне естественно, что все больше людей уходит. Он умиротворенно слушал, как они, выйдя, на улице мочились и шли дальше.

В зале стало тише, поэтому пластинки в музыкальном автомате звучали очень отчетливо. В перерывах между пластинками все разговаривали понизив голос или сдерживали дыхание; и наступало облегчение, когда начиналась следующая пластинка. Блоху показалось, что обо всем этом можно говорить, как о чем-то регулярно повторяющемся; распорядок дня, подумал он; то самое, что пишешь в открытках: «Вечерами сидишь в кафе и слушаешь пластинки». Он все больше уставал, а снаружи с деревьев падали яблоки.

Когда никого уже, кроме него, не осталось, арендаторша ушла на кухню. Блох сидел и ждал, пока не кончилась пластинка. Он выключил музыкальный автомат, так что теперь только на кухне горел свет. Арендаторша сидела за столом и подсчитывала выручку. Блох направился к ней, в руке у него была картонная подставка для пива. Когда он вошел, она подняла голову и смотрела на него, пока он подходил. Слишком поздно он вспомнил о пивной подставке, хотел ее быстро спрятать, прежде чем арендаторша увидит ее, но та уже перевела взгляд с него на подставку у него в руке и спросила, для чего он это принес, может, она записала на картонке счет, который остался неоплаченным. Блох выронил подставку и сел рядом с арендаторшей, но движения его не были последовательны, перед каждым он слегка помешкал. Она продолжала считать, разговаривая с ним, потом убрала деньги. Блох сказал, что просто машинально прихватил подставку, это ничего не означает.

Она предложила ему перекусить. Положила перед ним разделочную дощечку. Ножа нет, сказал он, хотя она положила нож рядом с дощечкой. Ей надо снять белье, сказала она, начинается дождь. Никакого дождя нет, поправил он ее, это просто с деревьев каплет, потому что немного ветрено. Но она уже вышла, и, так как она оставила дверь открытой, он увидел, что в самом деле идет дождь. Он смотрел, как она возвращается назад, и крикнул ей, что она уронила рубашку, но оказалось, это была просто половая тряпка, которая и до того лежала у порога. Когда она, стоя у стола, зажгла свечу, он увидел, что воск капает на тарелку, потому что она держала свечу в руке немного наклонно. Куда она смотрит, сказал он, ведь воск льется на чистую тарелку. Но она уже поставила свечу на еще жидкий воск и крепко ее прижала, чтобы укрепить свечу.

— Я не понял, что ты хочешь поставить свечу на тарелку! — сказал Блох.

Она сделала движение, будто собиралась сесть, но там не было стула, и Блох крикнул: «Осторожно!», однако арендаторша только нагнулась и подняла монету, которая у нее при подсчете упала под стол. Когда она направилась в спальню, чтобы взглянуть на ребенка, он тотчас ее окликнул; еще раньше, когда она на минутку отошла от стола, он обеспокоенно спросил, куда она идет. Она включила радио на кухонном шкафу; было очень приятно смотреть на нее, когда она так вот ходила взад и вперед, а по радио звучала музыка. В фильмах, когда включают радио, передача тотчас прерывается и сообщают о розыске преступника.