Страхи (сентябрь 2008)

Когда ее вызвали в Болонью, где под руководством А. В. Луначарского была основана 2-я партийная русская школа в Италии, она отводила место в своих впечатлениях моему сборнику средневековых новелл «Сказания о любви». Писала: «Я в Болонье… Живу в отеле, переделанном из старого палаццо времен Возрождения. И кругом точно беззвучно мелькают твои героини. Так и кажется, что по этой высокой мраморной лестнице, шурша тяжелыми шелками, начнет спускаться Монна с золотистым кудрями и жемчужной фероньеркой на лбу, а в темном коридорчике, куда выходит моя дверь, пробегают легкой детской походкой пажики в бархатных беретах. И хочется, чтобы ты была здесь… О, я уверена, что в этой атмосфере, насыщенной грезами прошлого, ты бы написала еще новеллу, ты бы вдохновилась красотой пережитого - как бы умершего и все же живого, для тех, кто умеет слышать отзвуки минувшего. В этом палаццо, где сейчас чинно, скучая, просматривают газеты американцы и жирные немцы, - отчего я так настойчиво о тебе думаю и точно чувствую тебя?… Ты хочешь знать, как я попала сюда? В Болонье, в русской колонии, надо прочесть цикл лекций. Но все это конспиративно - не говори другим, где я, по ряду соображений. Уехала несколько неожиданно, не успела опомниться - и вместо уютного, чуть-чуть пресного Груневальда я в Италии! Закутанные в плащи фигуры, думаешь - Ринальдо Ринальдини, а на деле просто рабочие… Палаццо, аркады, вообще хорошо!»

Она действительно умела слышать и видеть, и оборачиваясь в минувшее, и глядя в будущее. Ее богатая фантазия озаряла ее серьезную работу и делала ее легкой и крылатой. Недаром она говорила: «Люди без фантазии скучны и ничего не могут сделать».

Она пишет мне из Копенгагена, где она участвовала в Международном Социалистическом конгрессе как представительница от русских текстильщиц и где был впервые установлен Женский Международный день 8 Марта. Несмотря на интерес к Съезду и к работе - город не удовлетворял ее, и ей приходилось, по ее выражению, «сживаться с копенгагенской серостью… если с ней вообще можно сжиться. Так хочется уйти из этого непривлекательного города, немецкой безвкусной дешевки, невероятного количества старух, безвкусно тяжелой сладкой пищи. Супы неизменно сладкие, а на последнее - рыба, таков здесь обычай». Налет мещанства всегда был чужд ей. Англия была ближе ей. Она поехала туда с намерением вплотную засесть за свою книгу.

«Может быть, потому, что я сама себя заперла на ключ - и ключик спрятала, - не позволяла я себе роскошь даже много в мыслях гостить у тех, кого люблю - все силы, все мысли отдавала работе. Как много моя книга требует усидчивости! Терпения, воли - и еще вот такой работы по 8-9 часов в день - на два месяца! Но ворвалась смерть Бебеля, всколыхнула. Пришлось отбросить книгу, спешно писать статьи, говорить на митингах, и т. д. Особенно интересен был митинг на Трафальгар-сквере, где я говорила с колонны, кругом знамена, красиво, настроение повышенное. И люди - одна прелесть».

«Пока в вагоне, перед Берлином, этот кратенький привет. Своей поездкой по Швеции я не только довольна - нет, это нечто большее. Она дала мне громадное моральное удовлетворение, так как я осязательно чувствовала, что являюсь опорой для молодого радикального течения в Швеции (общесоциалистического, не женского), но и женщинам что-то дала. Вся поездка - это какой-то золотой сон. Ни одной моральной тени. Это так редко бывает в жизни. Правда, физические неудобства, усталость - все это было, но зато искупалось радушием, теплом, вниманием и всем, что меня окружало. Могло бы вскружить голову, если бы я была моложе и меньше знала жизнь. Было много и чисто внешнего успеха. Моя первомайская речь комментировалась всеми газетами и особенно волновала консерваторов. Но быть „временной знаменитостью“ тоже имеет свои неудобства. Сегодня на пароходе все меня знали, еще бы - стоя на трибуне. Прилагаю снимок: премьер-министр и… я - два полюса 1-го Майского дня! Проводы толпы с криками „Александра Коллонтай Хох! Хох! Хох! Хох!“ (4 раза, заметь: так полагается в Швеции)».

Одним словом, все как полагается. И вот на пароходе качка: «русская агитаторша» борется с приступом морской болезни, наконец срывается с места, а пассажиры бегут смотреть - что она будет делать!

(Окончание следует.)

Публикацию подготовила Альбина Исмаилова, Санкт-Петербург

Альфонс Паке Скованный город

Москва через 12 месяцев после революции