Страховка

— Пять и семь — двенадцать, так что остается четыре, — поправил господин Низа. — В случае с этими четырьмя… молекулярный анализ не выявил… Слишком давно. Я в затруднении.

— Да ладно вам, — развязно произнесла Бугго. — Давайте поделим расходы пополам. Два — на мне, два — на вас.

— Мне необходимы веские аргументы, подтвержденные объективными данными, в противном случае…

— Хорошо, все четыре — мои, — легко согласилась Бугго.

Мурашки уже расползлись по рубке. Одного Бугго краем глаза видела на топчанчике — он упорно карабкался к сиденью.

Господин Низа внес несколько цифр в свою планшетку и показал Бугго.

— После того, как мы с вами пришли к окончательному соглашению по вопросу крепежа в грузовом-четыре, картина приобретает такой вид…

Мурашка приподнял усики над краем сиденья и пошевелил ими, исследуя воздух. Помогая ему принять верное решение, Бугго украдкой обмакнула палец в чашку с чогой и оставила несколько сладких капель рядом с собой. Отринув сомнения, мурашка пополз вперед, а там, где он только что был, тотчас появился еще один.

Бугго взяла планшетку в руки и погрузилась в изучение цифр. Господин Низа поглядывал на нее сбоку, доброжелательно и чуть снисходительно. И вдруг в мгновение ока все изменилось. Круглое лицо распорядителя работ вытянулось, каждая шерстинка на нем встала дыбом, и он, подскочив противоестественно высоко над сиденьем, заверещал тонким и резким голосом, как бы разрывающим гортань и совершенно невыносимым для слуха:

— Дэрису! Дэрису! Дэрису!

С этим он сорвался с места и вылетел из рубки.

Бугго даже не посмотрела ему вслед. Она полулежала на топчанчике, среди опрокинутых мисочек с чогой и разбросанных планшеток, и скучно наблюдала за тем, как деловитые дэрису запускают хоботки в обивку и вытягивают сладкое. Она совершенно ничего не чувствовала. Ни злорадства, ни даже удовлетворения. И в голове опять сгустился туман.

Она напомнила себе об их с Хугебуркой плане, встала ногами на сиденье и вытащила эхолот из гнезда в стене.

Хугебурка ждал ее в гостинице. Он валялся в смятой, засаленной постели и читал журнал, заимствованный у портье, очень старый, с заляпанным экраном. Завидев Бугго, Хугебурка выключил журнал и встал.

Бугго бросила на кровать эхолот и потянулась к бутылке, стоявшей на стереовизоре. Хугебурка поглядел на эхолот, потом взял в руки, повертел.

— Молекулярный анализ покажет, что его украли совсем недавно, — сказала Бугго. — Но вряд ли выявит вора.

— Когда суммарные результаты экспертизы станут известны, господин Низа, вероятно, заподозрит вас, — сказал Хугебурка мрачно.

— Да? — отозвалась Бугго. — Между прочим, он считает меня глупой.

— Когда речь заходит о деньгах, людям свойственно резко менять мнение на противоположное.

Бугго плюхнулась на кровать с бутылкой в руке.

— Они ничего не докажут. — Она подняла голову и пьяно поглядела в глаза своему старшему офицеру. — Ничего. Ясно?

— Если не найдут эхолот.

Бугго фыркнула.

— Не найдут! У вас деньги остались?

Хугебурка промолчал и не двинулся с места.

— Я спросила, есть ли у вас деньги, господин Хугебурка.

— Немного.

— Купите мне конфет. Липких. Дешевых. Каких-нибудь карамелек. Нужно штук двадцать. Только не задерживайтесь в баре, времени мало.

Хугебурка накинул куртку и вышел, а Бугго включила журнал и прочитала местный анекдот, которого не поняла.

Следующие полчаса они сосали карамельки и оплевывали сладкой слюной злополучный эхолот. Хугебурку затошнило после третьей конфеты, а капитану, похоже, все нипочем. Наконец карамельки иссякли. Последнюю Бугго проглотила. Эхолот поместили в бумажный пакет и вдвоем покинули гостиницу.

— Местные называют их дэрису, — объясняла Бугго по дороге. — По мне — обычные мурашки. Эти пушистики их смерть как боятся. Если мы закопаем эхолот в муравейнике, там даже искать не станут.

Все прошло как по маслу. Прибор засунули в середину муравьиной кучи, и вокруг тотчас закипело строительство: спешно латались дыры, возводились новые стены, сладкое покрытие перерабатывалось и шло в дело.

— Идем-ка отсюда, — сказала. Бугго своему офицеру, который сомнамбулически глядел на эту бурную коллективную деятельность. — Завтра и следа не останется.

Ближе к вечеру начался дождь. Холодный, встревоженный порывистым ветром, он то брызгал во все стороны, то, на мгновение успокаиваясь, слабо шелестел в листве и под ногами. Желтые и синие лучи уличных фонарей растекались разноцветной жижей и плавали по плохо замощенным тротуарам. В лужах вздувались крупные пузыри, но лопались прежде, чем Бугго наступала на них.

Впереди мигал бар, похожий на опрокинутый шаттл. Ветер приносил оттуда музыку, но по дороге рвал ее на кусочки, и до Бугго с Хугебуркой долетали только хрупкие обломки, из которых никак не складывалась мелодия. А потом теплое, влажное нутро бара поглотило их.