Зато в 1933 году, с приходом к власти нацистов, Эрих Кох сразу стал значительнее. Фриц Гаузе в своей «Истории города Кёнигсберга» называет его «могильщиком Пруссии», и это самое мягкое из выражений, которыми кёнигсбержцы поминают Коха.
Именно Кох запретил генералу Ляшу эвакуацию гражданского населения перед штурмом Кёнигсберга, и он же, своевременно покинув город, отдавал по радио истеричные приказы о его обороне до последнего солдата. Что из этого вышло, нам, теперь здесь живущим, слишком хорошо известно.
1939 год
Все хоть сколько-нибудь пригодные помещения Пруссии, в том числе танцевальные и концертные залы, набивались продовольствием и зерном, поступающим из России.
В Пиллау прибыли войска из Германии. Осенью будет организовано нападение на Польшу, и с этого начнется величайшая резня в истории человечества.
1944 год
Только за одну ночь — с 29 на 30 августа — 600 английских самолетов сбросили на головы кёнигсбержцев 700 тонн напалма и 300 тонн осколочных бомб.
А в 1945 четвертьмиллионная Красная армия довершила разрушение города артиллерией. И к лету 1945-го в живых осталось только 25 000 горожан. Да и тех вскоре погрузили в товарные вагоны и вывезли на запад.
Кое-кому тогда показалось, что Пруссия навсегда стерта с лица земли, а название ее столицы — Кёнигсберг — никто никогда не вспомнит.
Но одни люди уходят, а земля и ее память остается тем, кто приходит после. И вот уже новые поколения аборигенов воспринимают как собственные фрагменты истории этой земли — с тех времен, когда нас здесь еще не было.
Руины замка Кёнигсберг. Фотография 1945 года