Страна чудес

Орла шла по тропинке, которую они проложили между деревьями, теперь уже зная, куда идти, даже несмотря на то что свежий снег укрыл их следы. Ее когда-то мускулистые ноги нуждались в протеине: тело увядало. Сердце билось неровными толчками. Оно было вскрыто, аккуратно растянуто и приколото по углам: один черный, затопленный сектор – для Тайко, другой – для Шоу. В нижнем левом секторе обнаружена старая, сухая и сморщенная рана от потери Отто. Последний сектор качал пузырящуюся красную кровь, потому что Элеанор Куин еще дышала. Если бы Орла потеряла дочь, у сердца не осталось бы причин работать (она надеялась, что ее родители не разделяют подобных мыслей, но не могла сейчас за это волноваться).

Я отдам Ей себя.

Она молилась, чтобы странный, могущественный дух принял ее последний дар и оставил дочь в покое.

Всего несколько дней назад они повесили на дерево бумажную гирлянду. От ее вида Орле стало тоскливо. В клею сохранились отпечатки пальцев Тайко.

– Я здесь, – объявила она. – Я здесь, и я готова.

Ее тело не было таким сильным, как когда-то, но она чувствовала настоящую гордость за то, кем могла стать. Она работала физически большую часть жизни. У нее едва хватало сил, но это был лучший способ показать духу, кто она; что она достойная, крепкая, подходящая замена для величественного дерева. Орла начала танцевать.

Пришла пора. Сущность знала о ее дочери; теперь Она должна была одобрить Орлу. Встав на пальцы в ботинках, она кружила вокруг дерева в зимнем вальсе, не слишком изящно вращаясь, плавно и преувеличенно двигая руками. В танце она подняла гирлянду и опустила ее, стряхнув снег.

Порой она проводила голой рукой по коре, пытаясь укрепить связь между собой и странным существом в дереве. Ей в голову вдруг пришло слово «гибрид»: как и сросшийся лис-заяц, которого она видела в снегу, каким-то образом девушка из девятнадцатого века срастила свою душу с невероятным, но разумным союзником. Станет ли Орла всеми ими, когда дух заберет ее тело?

Ее мысли стали образами. Орла показала Ей самую сложную хореографию, которую освоила, и страсть, которую она разделяла с Шоу. Показала, как они занимались любовью – нежно, затем страстно, – и как она рожала дочь, сына, растила их. Я создала жизнь. Неземное сияние, которое она видела в их вопрошающих детских глазах. Как благодаря ей они росли и расцветали.

Она все кружила и кружила. Движения вырывались наружу; Орла то ускорялась, то замедлялась… и вдруг наклонилась вперед, так что ее грудь стала параллельна земле, а ногу завела назад, встав в положение арабеск пенше[13], пока большой палец ноги не взмыл к небу. Она держала тело так, пока мышцы не начали трястись, желая впечатлить своей гибкостью, силой. Жизненной силой. Все это время она проигрывала в голове кино: как Тайко делает первые шаги. Эволюцию его музыкального лепета в настоящие песни. Орла хотела показать Ей, каково это – обнимать его, держать на руках, пока он хихикает или засыпает.

Воздух пах рождественским утром. Пихтой Фразера. Свежезаваренным кофе. Вкусными мятными леденцами-тросточками. Шоколадными конфетами. Ароматом новых вещей, когда их достают из коробок. Эти воображаемые запахи скрывали правду: дикий лес, беспощадный снег, пустой дом. Вдали, за деревьями, виднелся дым, и Орла пожелала далеким семьям лучшего Рождества, чем был у нее. Может, кто-нибудь из них наткнется на ее дочь, и она, наконец, воссоединится с внешним миром.

Орла крепко прижала руки к дереву, так сильно, что острая кора впилась в ее нежные ладони.

– Но даже после всего, что Ты у меня забрала… я дам Тебе себя. Тебе нужен дом? Нужен доброволец? Ну так возьми мое тело. Сделай с ним то, что Тебе нужно.

Она ждала вспышку, внутренний взрыв света, который указал бы на готовность духа. Или вибрацию. Легкое землетрясение. Хотя бы крошечное пламя в ветках сверху. Ничего. А без Элеанор Куин ей некого было спросить, заметила ли Она присутствие вовсе. Ее движение, образы – получилось ли у Орлы хоть на толику стать ближе?

– Я здесь! Я хочу Тебе помочь! Тебе нельзя забрать… маленькую, она еще слишком молода, чтобы давать такие обещания по собственной воле. Но Ты можешь взять меня – я осознаю, на какую жертву иду. И принимаю ее. Прошу тебя.

Ничего, только порыв ветра. Дерево и то, что в нем обитало, казалось мертвым – или безразличным. Его кора была бледнее, чем у деревьев вокруг. Взглянув наверх, Орла впервые заволновалась, что слишком сильный ветер скинет ей на голову безжизненные ветки, каждая из которых будет размером с соседнее дерево.

– Эй! Нельзя вот так обвинять меня, что я не слушаю, а потом проигнорировать мое предложение. Ты этого хотела. Тебе нужен человек. Я единственная, кто понимает и соглашается.