Страна Дураков

Когда явно озадаченный Балтаев вдруг прихлопнул на шее невидимого комара, Сашка вздрогнул.

Ему почему-то показалось, что разом прихлопнули все его мечты.

Спустя какое-то время капитан коротко кашлянул. Иронично взглянул на заметно побледневшего Сашку. И кашлянул еще раз…

– Так какой ты там, говоришь, национальности? – нейтральным тоном спросил он.

– Ру-ру-русский…

– А что же это у тебя, ру-ру-русский, в паспорте "удмурт" написано?

– Г-где?

– В паспорте! В главном таком документе гражданина СССР, который твою, сидящую напротив меня, личность удостоверяет. Я непонятно спросил? – развеселился Балтаев.

– Где? – зациклило Сашку.

Балтаев, не торопясь, раскрыл паспорт на нужной странице, развернул его и в таком виде протянул через стол в направлении Сашки. Со своих стульев привстали все пять мальчишек и с любопытством (Сашка с недоумением) уставились на раскрытые перед ними страницы.

В пятой графе черным по светло-зеленому значилось "удмурт". Каллиграфичность записи не оставляла абсолютно никаких сомнений в правильности прочтения.

– Так ведь это… Русский я, – жалобно заметил Сашка, – ошибка это…

– И ты, конечно, первый раз этот каприз природы в своем паспорте видишь? – уточнил Балтаев.

– Угу…

– Угу-угу, – передразнил он Сашку, – в шестнадцать лет паспорт получил, и за два года так в него и не заглянул? Что же теперь с тобой, бедолага, делать? А давай-ка, по-быстрому свою автобиографию переписывай. Пиши "удмурт" – и дело с концом! А то, пока паспорт менять будешь, да доказывать в милиции, что не верблюд – все сроки просрочишь. И пролетишь с училищем, как фанера над Парижем. Давай-ка переписывай!

Балтаев ухватил из аккуратной стопки бумаги самый верхний листок, щелчком запустил его по столу в сторону Сашки и дробно катнул вдогонку ручку.

– Так ведь это … – почти расплакался Сашка. – Не хочу быть удмуртом! Это же на всю жизнь потом! А родителям, что я скажу? А?

– У нас все национальности равны! – резонно заметил Балтаев. – Вот я, например, таджик: и ничего – живу! До капитана дослужился, через год – майором буду!

– Так Вы – настоящий таджик! Вам и терять нечего! А мне-то с какой радости удмуртом становиться? – не сдавался Сашка.

– Аполитично рассуждаешь, Ладыкин! – голосом Саахова-Этуша из "Кавказской пленницы" ответил Балтаев. – На съезде, помнишь, что сказали? Мы все теперь одна новая историческая общность – "советский народ"! Пока училище закончишь, глядишь, пятую графу вообще отменят! Всё к тому идёт. Так что, зря ты упорствуешь! Пиши "удмурт", а то мне тут отправку дел задержишь и все показатели испортишь!

У Сашки повлажнели глаза.

– Не хочу удмуртом, хочу русским остаться!

– Ну что с тобой, горемыка, поделаешь? – сдался капитан. – Давай уж я тебе бумагу в милицию от военкомата выправлю. С просьбой о содействии. Пусть немного ускорятся и помогут будущему офицеру. Два дня тебе на всё. Больше дела держать не смогу. Сроки отправки заканчиваются. А медкомиссию в Центральном военкомате я тебе отдельно организую. С обычными призывниками. Попрошу там докторов… Согласен?

Сашка благодарно закивал.

– Но ты уж там, в милиции, не выступай! Веди себя корректно. Кайся, кивай… Не только свои, но и все родительские документы прихвати… Главное, не спорь с ними, с милицией. А то они военных не очень любят. Не должны, в принципе, нагадить, но всё же… Справку из ЖЭКа о прописке еще сегодня взять не забудь! Всё понятно? Ну… свободен!!!

Сашка кивнул, попрощался и пулей вылетел из кабинета. Балтаев же, выудив из стопки на столе очередной паспорт, принялся за его изучение.

– Ну-тс, кто тут у нас еще… афроамериканцем числится? – спросил он у оставшихся абитуриентов. – Что притихли? Страшно? То-то же!!!

* * *

На следующий день у кандидатов на поступление в училища была медицинская комиссия.

Когда наша четверка появилась у временно оборудованных под медицинские нужды кабинетов Центрального военкомата, их уже ждал Сашка Ладыкин.

Вид у него был понурый и какой-то виновато-пришибленный.

Здороваясь, он старательно отводил взгляд и при этом бормотал нечто совсем невразумительное, вялую ладошку подавал для рукопожатия как-то неуклюже…

– Ты что, Саньк, решил-таки паспорт не менять? – поинтересовались у него товарищи. – Решил в удмурты подписаться? Или сразу, прямым ходом в эту… как её… новую историческую общность?

– А в паспорте напишут "общественное животное"! Правда, Саньк?

– Не решил, – ответствовал смущенный Санка. – Я это… того… Удмурт я, оказывается…

Товарищи его от такого заявления опешили. В обозначившейся паузе Сашкин голос звучал как-то особенно тоскливо…

– Вот, жил себе, жил… А оказалось, что я какой-то грёбаный удмурт!.. И всего-то побыл русским – восемнадцать лет… Теперь удмуртом жить буду. До самой смерти… – и, совсем ни к месту, неизвестно в чей адрес, с надрывом добавил. – Падлы!..

* * *

За день до этого возбужденный событиями в военкомате Сашка прибежал домой с предельно озабоченным выражением лица. Он мельком взглянул на настенные часы, уже двадцать лет исправно выуживавшие висевшую на длинной цепочке латунную гирьку.

Часы показывали половину второго.