Одной из первых отказалась платить налог Нваньерува, жительница селения Олоко, выставившая за дверь двух колониальных чиновников. Нваньерува понимала, что одной ей не устоять, чиновники могут вернуться с карателями. Она отобрала несколько девушек и наказала им известить жителей окрестных городов и деревень о необходимости совместных действий. Каждой из них была вручена ому — пальмовая ветвь, означавшая просьбу о помощи. Полицейские ищейки, узнав о значении ому, бросились наперехват, но девушки уходили от погони. Вскоре против колонизаторов поднялась вся округа…
Знаменательная победа Советского Союза над фашизмом послужила могучим стимулом для освободительной борьбы угнетенных народов. В качественно новых условиях выступления нигерийцев стали приобретать антиколониальный характер. 22 июня 1945 года в стране началась первая в ее истории всеобщая забастовка. По распоряжению генерал-губернатора было введено чрезвычайное положение. Власти запретили выпуск газет, поддерживавших бастующих. Полиция хватала руководителей и простых участников стачки. Тем нe менее колонизаторы не могли сломить сопротивление. На место выбывших борцов становились все новые и новые рабочие промышленных предприятий и строек, железнодорожники, служащие почт и телеграфа.
1 августа колониальные власти пошли на попятную: увеличили рабочим и служащим зарплату, как того требовали стачечники. Этот успех вызвал в стране очередной подъем антиколониального движения. Однако победы давались нелегко. Как и ранее, аресты следовали за арестами, один нигерийский народ натравливался на другой. При малейших выступлениях против колонизаторов в восставших летели пули.
В пятницу 18 ноября 1949 года полиция устроила расправу над бастовавшими горняками шахты Ива Велли на окраине Энугу. Было убито 18 человек и свыше 30 ранено. Расстрел шахтеров преследовал цель запугать рабочий класс, подавить его борьбу в защиту своих интересов и прав. Но колонизаторы просчитались. Гонцы передали ому жителям многих нигерийских городов и селений. «Кровавая пятница» в Энугу вызвала небывалое негодование правлением колонизаторов. В стране беспрерывно стали проходить забастовки железнодорожников, горняков Энугу и Джоса, рабочих лесопильных предприятий в Сапеле. Движение против иноземного гнета выплеснулось за рамки этнических границ и стало делом всего народа.
Не все нигерийцы дожили до счастливого дня. Но там, где ступили первые борцы, осталась тропинка. По ней пошли другие люди и проложили дорогу к свободе.
…Вечером я был в порт-харкортовском кинотеатре. Вначале, как обычно, запустили кинохронику. Не за горами был День независимости, и к этому национальному празднику подобрали соответствующую киноленту.
С первых кадров мы, сидящие в зале зрители, почувствовали себя как бы участниками памятного для каждого нигерийца события.
Кинооператор запечатлел на пленке ипподром, что в центре Лагоса, в полночь за несколько минут до наступления 1 октября 1960 года. Слепящие лучи прожекторов, скользя по трибунам, выхватывают из темноты радостные лица горожан и гостей. Изредка столб света набегает на мачту посреди ипподрома с обвисшим английским флагом. Часы начинают отсчитывать последние секунды 30 сентября. Неожиданно разом гаснет свет, ипподром погружается в кромешную тьму. Приумолкли на трибунах люди. Чуткая техника донесла скрип колесиков: это с мачты спускали английский флаг. Небольшая пауза, и колесики весело заверещали. В этот момент мачту залил свет. Луч прожектора, похожий на блестящий меч, отсек прошлое столетнее колониальное рабство, высветил дорогу в будущее. На мачте затрепетал зелено-бело-зеленый флаг нового независимого государства Африки. Оркестр заиграл национальный гимн, тысячи людей дружно заскандировали: «Да здравствует независимая Нигерия!». Ввысь помчались, как сказочные жар-птицы, ракеты, разбрасывая в темном небе фонтаны искр праздничного фейерверка…
У селения Орлу нет такого исторического родословия, как у Бонни. Да и лежит оно в стороне, километрах в двадцати, справа от бойкой дороги Оверри — Онича. Поначалу непонятным было намерение Лоренса Оладжолы наведаться туда.
К тому же он не стал вдаваться в подробности — дескать, в свое время узнаешь, что к чему.
Километрах в двух перед Орлу он попросил остановить автомашину и повел в лес. Под зеленым пологом было сумрачно. Застоявшаяся банная духота отдавала гнилью, удушливыми испарениями. Порывы верхового ветра изредка размыкали кроны деревьев. Тут же в просветы врывались золотые снопы солнечного света, и тогда казалось, будто кто-то кверху шарит карманным фонариком, выхватывая в полумраке лианы, мелких зверюшек, ползающих по стволам красных муравьев и черных жуков. Спотыкаясь почти на каждом шагу, продираясь сквозь колючие заросли, мы вскоре вышли на небольшую захламленную площадку, судя по всему, расчищенную когда-то для постройки жилища.