— Судя по всему, — повысил он голос, не давая ей закончить, — с тем, чтобы курить травку, которую приношу я, у тебя проблем не возникает. — Я почувствовала себя неловко: никогда раньше он не кричал на нее. — А теперь ты хочешь, чтобы я работал каким-нибудь кондуктором за шесть баксов в час, чтобы ты могла отвести этого чертового пса к ветеринару?
— Я хочу, чтобы мы не ссорились так часто! — в голосе Коринны послышались слезы.
Я вспомнила тот день на кухне, когда они кружились вокруг стола, как счастливы они были, просто находясь рядом друг с другом. Точно так же я представляла себе Кэсс. Точно такой же я хотела быть и сама.
— Ну уж извини, что я не могу дать тебе все, что ты хочешь, — голос Дейва приближался, и прежде, чем я успела сделать хотя бы одно движение, дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену. — О, привет, Кейтлин, — слегка обескуражено поздоровался Дейв.
— Привет, — откликнулась я. Мингус снова завилял хвостом позади меня.
— Я просто… — Коринна вышла вслед за ним, обхватив себя руками. По ее лицу текли слезы, она не смотрела на Дейва. — Кейтлин, — она попыталась улыбнуться, заправив прядь волос за ухо. — сейчас не лучшее время, если честно.
Они оба стояли напротив меня, и я вдруг показалась себе глупой и бесполезной, словно это место внезапно перестало быть знакомым для меня.
— Да, — я неловко кивнула, — конечно. Я, хм… Увидимся позже.
Я вышла из дома и медленно спустилась по ступенькам, Мингус выбежал за мной и провожал меня до машины, остановившись возле почтового ящика и глядя мне вслед, словно что-то держало его возле дома и не давало пойти дальше. Отъезжая от подъездной дорожки, я оглянулась, уже с трудом различая Мингуса в опустившихся сумерках, а он все сидел на дороге и наблюдал, как я оставляю его позади.
Иногда, после самых ужасных моментов, на лице Роджерсона появлялось странное выражение, как будто он не мог поверить в то, что только что сделал. Он словно просыпался от тяжелого сна и стоял несколько мгновений возле меня, напряженно глядя на мои плечи, руки, живот, спину или ноги, куда только что ударил меня. Я гадала, думает ли он в эти мгновения о своем отце и тех синяках, что оставляет он. И именно из-за таких мгновений я, даже наизусть зная, как выглядит каждый мой синяк, жалела Роджарсона, чувствовала свою вину в том, что он бывает напуган так же, как и я.
Это было странно — чувствовать себя виноватой.
К последней неделе марта приготовления мамы и Боу к вечеринке по случаю Дня дураков были в полном разгаре. С тех пор, как я себя помню, мы всегда весело отмечали этот праздник в компании наших соседей. Все начиналось с посиделок с чипсами и фильмами, а затем переросло в более крупномасштабное веселье, куда были приглашены друзья моих родителей и Боу со Стюартом — по большей части, тоже наши соседи. Этот странный микс из академиков и инструкторов по йоге казался совершенно обычным делом для теплого весеннего вечера, всем было интересно в такой разношерстной компании. Примерно за неделю мама и Боу начинали грандиозную кулинарную подготовку. Наши холодильники были переполнены самыми разными запасами: сырными головами, креветками, овощами, ждавшими своей очереди быть вымытыми, почищенными, нарезанными и приготовленными. Мама готовила еду для тех, кто не отказывался от мяса, а Боу накрывала стол для вегетерианцев, изобиловавший салатами, маринованным тофу и веганским печеньем (вот оно, пожалуй, было слишком сухим: на вкус — будто картон). Угощение было аккуратно украшено розочками из редиски и веточками петрушки, и тщательно расставлено, чтобы не вышло, как пару лет назад, когда один из друзей Стюарта, буддист-вегетерианец, случайно взял бисквит, приготовленный с добавлением молока и яиц, после чего закатил скандал.
Словом, дел у всех было море. Если мама раньше была не полностью отвлечена чем-то, то теперь вечеринка и подготовка к ней захватили все ее внимание, она то и дело сновала по дому с книгой рецептов в одной руке и венчиком для взбивания в другой. Папа же предпочитал скрываться на заднем дворике, устанавливая и переустанавливая гриль для приготовления своего фирменного стейка. Нашей с Кэсс работой было не приближаться к еде и не хватать куски за день до праздника. Впрочем, моя сестра уже успела стать экспертом в том, как утащить лакомый кусочек с тарелки так, чтобы никто не заметил.
На вечеринке мы с Кэсс обычно принимали верхнюю одежду у гостей, помогали маме приносить угощение, чокались бокалом (или парой) шампанского, а потом бежали в комнату сестры, откуда был самый лучший вид на внутренний дворик. Там мы сидели у окна, вдыхали ароматные запахи еды и подпевали игравшей внизу музыке. Со взрослыми нам было не особенно интересно, но в дураках мы на вечеринке Дня дураков тоже не оставались.