Страна грез

В этом году я даже не знала, куда податься на время праздника. Пока что я остановилась на том, что останусь в стороне от всего, лишь изредка показываясь на глаза маме, когда она звала меня, чтобы я помогла прибраться на кухне или попробовала и оценила ее новый соус. Я бесцельно бродила по дому, спрятав руки в рукава и растворяясь в тени. Даже понимая, что скоро, наверное, я насовсем исчезну, я не могла сказать, в какой момент это началось.

* * *

В четверг, за день до праздника, мы с Роджерсоном отправились в МакДональдс на ланч. День был замечательным, наконец-то стало тепло, и Роджерсон милостиво принял мое предложение выбраться куда-нибудь перекусить. Хороший день.

Выйдя из кафе, Роджерсон направился к машине и поднял капот, что-то подкручивая внутри, а я, опустившись на бордюр, с наслаждением вдыхала весенние запахи ветра, травы и солнца. Я глотнула свой шоколадный коктейль, ветерок взъерошил волосы на моей голове, и Роджерсон улыбнулся, обернувшись на меня.

— Эй, Роджерсон, — позвала я, когда он снова опустил голову и занялся машиной.

— Да?

Я прищурилась от солнечного света, чтобы лучше видеть своего парня.

— Сколько длится вечность?

Пока он раздумывал над ответом, я вспомнила, каким замечательным мне казалось абсолютно все, связанное с ним, как меня удивляла широта его знаний. Тогда он был просто очень умным, милым парнем, которому я нравилась и рядом с которым чувствовала себя особенной. Это словно был старт, от которого мы могли пойти в любом направлении. Но теперь, глядя на свое отражение в хромированном бампере, я видела себя и то, к чему я пришла: похудевшую девушку в мешковатой кофте с длинными рукавами, в джинсах и солнечных очках. Её пальцы пахнут дымом, а синяки на ее коже — как карта того, что с ней произошло, каждая миля ее путешествия.

— Вечность, — отозвался, наконец, Роджерсон, поднимая голову и глядя на меня, и мое сердце замерло: я так его любила! — длится миллиарды лет. Правильно?

— Правильно, — отозвалась я. Он кивнул и осторожно закрыл капот. Я прикрыла глаза, ощущая ветерок на своей коже и ловя запахи весны и приближающегося лета.

— Это очень долго, — произнес он, и я открыла глаза, вдруг вспомнив, как он стоял в дверях на вечеринке и наблюдал за мной и Майком. Это было несколько месяцев назад, но, кажется, с тех пор прошли миллиарды лет. Вечность.

Наверное, вечности будет достаточно, чтобы сказать, что хорошо знаешь кого-то.

— Да, — откликнулась я, глядя на идеально голубое высокое небо над нами и почему-то чувствуя щемящую тоску в сердце. — Это очень долго.

* * *

В пятницу мама зашла в мою комнату и села на кровать, положив рядом с собой фирменный пакет из Belk. Затем она глубоко вдохнула. Я лежала на кровати, все еще отходя от эйфории, созданной сигаретами, которые мы с Роджерсоном курили по дороге из школы.

— Милая, — сказала мама, пододвинувшись чуть ближе. — Я беспокоилась за тебя.

Внутри меня словно включился сигнал тревоги — опасность, опасность! Я напряглась, приготовившись дать отпор.

— Со мной все в порядке, — я пожала плечами, пытаясь выглядеть обычно.

— Кейтлин, — она склонила голову набок. — Есть вещи, которые мамы не могут не замечать.

Она положила ногу на ногу и погладила меня по спине. Сегодня, как и всегда, она выглядела, идеальной домохозяйкой — красивая юбка, элегантный жакет, помада. Она напоминала своих кукол, такая же ухоженная, милая… и какая-то слишком понятная.

— Но со мной и правда все нормально.

Она вздохнула, и я попыталась представить всю эту картину со стороны. Я что-то делаю не так? Может, смотрюсь как-то по-особенному? Что ее настораживает? Или она оказалась не так слепа, как я думала, и наблюдала за мной все это время так же пристально, как и за лицом Кэсс на экране? Первоапрельская шутка, Кейтлин, не ожидала? Сюрприз!

— Я заметила, — начала мама, и я поняла, что задержала дыхание, чутко прислушиваясь ко всему, что она скажет. Может, сейчас я могла рассказать обо всем? Закатать рукава и поднять штанину джинсов, показать каждые синяк или отметину, упасть в ее объятия и расплакаться, выпуская, наконец, всю боль на свободу? Вынырнуть из воды, куда я уходила все глубже и глубже, спастись, схватившись за ее руку?

Я вглядывалась в ее лицо, мое сердце замерло. Вот оно. Мама может помочь мне!

— Я заметила, — повторила она, — что в последнее время ты как будто бы отказалась от цвета.

— Что? — не поняла я.

— Яркие цвета, — пояснила мама. — Кейтлин, в последнее время ты носишь только черное. Иногда, конечно, надеваешь что-то белое или красное, но все реже и реже. Ты же знаешь, как тебе всегда шел синий цвет!

Знаю, мам. Вот, посмотри на запястье — эти две отметины от пальцев отливают синевой. Или вот тут, внизу спины — здесь тоже есть кое-что синее.

— Мам, — протянула я.

— Я просто подумала, — перебила она, — что такому милому личику, как твое, немного красок совсем не повредит. Из-за черного ты почти сливаешься с окружающим миром. А цвет тебя выделяет, — улыбнулась мама.

Я взглянула на ее лицо, но она, кажется, не видела меня по-настоящему сейчас, хоть я так надеялась, что увидит…