Страна грез

У меня по-прежнему не было ничего, что было бы достойно занесения в дневник. Я ждала чего-то значительного, важного, может, ночи, когда я увидела бы Кэсс, и она заговорила со мной. Но вместо этого мои сны были такими же унылыми, как и моя жизнь, состоящая в основном из болтания по магазинам или учебы в школе, поиска чего-то неопределенного и лиц, мелькающих вокруг. Я просыпалась усталая и разочарованная, чувствуя себя так, словно не спала вовсе.

Мама держала дверь в комнату Кэсс закрытой, так что за всё время я была единственной, кто заходил туда. Когда я заглянула туда снова, вещи сестры для Йеля всё так же лежали на её столике, дожидаясь хозяйку, воздух был спертым и тяжелым, и он словно давил на маму — на её плечи, на её сердце. Она переживала всё это тяжелее других.

Последние восемнадцать лет наша мама провела, будучи вовлеченной в жизнь Кэсс, как и сама Кэсс. Она пришивала блестки на балетные пачки, пекла рисовое печенье для распродажи, проводимой хоккейной командой, и помогала проводить автобусные экскурсии Дискуссионного клуба. Она знала расписание игр Кэсс, её экзаменационные баллы и рейтинги. Она готовилась быть такой же вовлеченной в жизнь сестры, даже оказавшись на расстоянии. График занятий Кэсс в Йеле уже висел на нашем холодильнике, а мама вступила в Ассоциацию Родителей и уже сделала пред-заказ на Родительский Уикэнд в октябре. Но сейчас, полностью изменив свою жизнь, Кэсс также изменила и мамину.

Я в конце концов получила свои права, и мне без лишних слов были отданы ключи от машины Кэсс. Это было ожидаемо — что машина сестры станет моей, когда та уедет в университет, но теперь это казалось странным. Я сняла все ленточки и картинки, что она повесила, сложила их в коробку и отнесла в гараж, но я все еще не могла сделать ничего без напоминаний о ней: шрам над глазом был первым, что я теперь замечала, глядя в зеркало.

Что до отца, то он с головой ушел в работу. Начался новый семестр, так что теперь он был занят классами новичков, любителями устраивать демонстрации и футболистами, недавно устроившими драку в баре. Он не мог «устранить» проблему с побегом Кэсс, но на работе он продолжал творить ежедневные чудеса, находя компромиссные решения и успокаивая разгневанных администраторов. Теперь, каждый раз, когда я видела отца, на нем были костюм с галстуком.

Галстуки были единственным подарком, который мы с Кэсс всегда дарили ему на Дни рождения, Рождество и Дни отца год за годом. В итоге у него скопились десятки их, и он бережно хранил эту коллекцию в своем шкафу, рассортировав галстуки по цветам и орнаментам (последний год мы были без ума от горошка и полосок). Это уже стало чем-то вроде семейной шутки, а мы с Кэсс приносили отцу странно или изысканно оформленные коробочки или цилиндры, однажды принесли даже коробочку для украшений, чтобы подарок выглядел интереснее. И он носил их на работу, эти галстуки, и гордился тем, что помнил, какой и когда был подарен. Если мама была эмоциями нашей семьи, то папа был фактами. Он помнил всё.

— Кейтлин, Рождество, 1988, - говорил он, доставая галстук, который не помнила уже даже я. — У тебя тогда была ветрянка.

Другой вещью, которую папа любил и ценил, как и мы, был спорт. Когда университетская футбольная или баскетбольная команда играла, мы с Кэсс сидели в гостиной на полу возле его ног, смотрели матч, кричали и осуждали судью все вместе. Пожалуй, только тогда мы видели его эмоциональным и открытым, и мы обожали это. Все остальное время он казался человеком со стальными нервами, если хотите — человеком, которому можно дать пас за семь секунд до конца игры. Он никогда не подвел бы вас. Но то, что сделала Кэсс, было умышленным фолом. Незаконным перемещением. Штрафным броском. Я была рядом, когда из Йеля позвонили, чтобы удостовериться, что Кэсс всё еще собирается приехать к ним, и видела лицо отца, когда он объяснял, что нет, не в этом семестре. Затем он опустился на стул и стал смотреть бейсбольный матч, а я пошла в её комнату и села на её кровать, вдыхая этот спертый воздух и пытаясь представить мир, в котором её нет.

* * *

Миновала уже неделя школы, когда моей лучшей подруге Рине всё-таки удалось уговорить меня попробоваться в чирлидеры. Она аргументировала всё тем, что чирлидинг — одна из вещей, в которых Кэсс никогда не приняла бы участие, а значит, мне просто необходимо это сделать. Впрочем, я не была так уверена насчет этого.

— У нее были причины не заниматься этим, — сказала я, когда мы после уроков направлялись к спортзалу, где должен был проходить отбор. Вернуться в школьные будни после долгого ленивого лета было непросто, и это еще не считая шепотков или взглядом людей, прослышавших о побеге Кэсс. Её хорошо знали в школе, и эта история стала отличной сплетней для начала учебного года, а я внезапно оказалась в центре внимания — и не то что бы мне это нравилось.

— И какие же это были причины? — спросила Рина.