Страна идиша

Тами (уменьшительное от Тамар) учила меня семиотике имен в разговорном иврите. Давид — так обычно произносится мое имя на иврите, с ударением на втором слоге. Но когда израильтяне действительно сближаются с кем-то, они переносят ударение на первый слог. Почему? Потому что таким образом они подражают родителям этого человека — ведь если они из Польши, они произносят это имя именно так. Для уха сабры это звучит чуть старомодно, непринужденно и мило. Когда Тами начала называть меня Давид, я даже обиделся, решив, что Тами была, как сказала бы мама, моей «платонической возлюбленной». В тот год, что я учился в Израиле, она взяла меня под свое крылышко, как это часто бывает у женщин. В отличие от своих приятелей — тех, кто остался жив, ведь все они участвовали в Шестидневной войне, — Тами ходила почти на те же идишские курсы в Еврейском университете, что и я. Почему Тами Азулай[513] изучала идиш? Потому что она была из Кирьят-Хаим. В Кирьят-Хаим, городке, расположенном к северу от Хайфы, идиш можно было изучать в старших классах школы как иностранный язык по выбору. Она выбрала идиш для начинающих, и ей понравилось. Как и ее брату Шмулику.

Она много думала про Шестидневную войну, когда мы бродили по центральной лужайке кампуса Гиват-Рам.[514] Дай я расскажу тебе, предложила она, как я ездила в учебку, где сидели несколько моих друзей в самом конце войны. Мы дурачились в одном из бараков. А потом Игаль взял какие-то ботинки и стал играть ими в «горячую картошку». «Гиштагата? Ты с ума сошел?» — набросилась я на него. Это были ботинки Гади, которого убили накануне возле Кунейтры.[515] «Ma йеш! — ответил Игаль. — Ну и что? Если бы меня убили, Гади бы делал то же самое». И он продолжал игру. И знаешь что, Давид? Игаль был прав.

Тами была смелой и независимой, особенно это было видно в иерусалимском Старом городе. Мне страшно себе представить, что думали арабские торговцы о ее гибкой фигуре в коротеньких шортиках и сандалиях. Их закутанные в покрывала женщины отводили взгляд. Когда к ней начинали приставать ребята помоложе, она просто не обращала на них внимания: дикий цветок, явно равнодушный к своему экзотическому запаху. Она в жизни не показала бы, как много значили для нее эти прогулки по заваленным мусором улочкам так недавно отвоеванного Старого города, и даже я, ее доверенное лицо, редко видел, что на самом деле происходит. Однажды она взяла меня на гору Сион, чтобы показать мне место, где перед войной она часами стояла и мечтала так близко, что почти могла коснуться стен Старого города, и так, что бойцы Иорданского легиона точно видели ее. А однажды, когда мы болтали, сидя в 15-м автобусе, в переднюю дверь вошел солдат, и она вдруг вскочила. Тами застыла на каких-то две-три секунды, а потом опять упала на сиденье рядом со мной. «Я могла бы поклясться, что это Боаз! Он так похож на Боаза!» Она закрыла глаза, чтобы не расплакаться.

Азулай относились ко мне, как к родственнику. Госпожа Азулай отдала мне комнату Шмулика, а его самого отправила спать к приятелю. Я брал велосипед Шмулика, когда мы с Тами ездили на пляж. Именно там я впервые начал грезить о том, что я гуляю вдоль Средиземного моря с кем-нибудь, кто так же свободен духом, как Тами, и без усилий говорю на израильском иврите. На следующее утро Азулай-отец разбудил меня в 5:i5– Он настаивал, чтобы я сделал зарядку вместе с «ребятами». Господин Каган, директор той самой школы, уже ждал нас в машине. Оба мужчины начали упражняться. Немного поплавав в море, Азулай десять минут ходил на руках. «Бен-Гурион[516] мог делать это по полчаса», — сообщил он мне.

Я был у Азулаев еще один раз, летом 1969 года. Потом я потерял с ними связь.

Когда в четыре часа дня зазвучала сирена, я подумал: какая удивительная страна Израиль. Они напоминают людям, что скоро будет Неила[517] и закроются Врата молитвы. Но когда мы с Мири подошли к синагоге, нам велели бежать домой и включить радио. Египет внезапно напал на Израиль на всем протяжении Суэцкого канала. Так началась Война Судного дня.

В отличие от других «англосаксов», которые приехали в Израиль насовсем, купили квартиры, воспользовавшись помощью государства, и вообще имели всяческие зхуйот, то есть привилегии на покупку машин, холодильников и телевизоров, мы с Мири жили на мою стипендию в неотапливаемой съемной квартире. Государственные субсидии должны были получать те, кто действительно в них нуждался, — многочисленные репатрианты из Советского Союза. Мы взяли только помощь в оплате аренды за квартиру на месяц.