Страна Икс

Я стронулся с места и, задрав хвост, обежал этого типа по кругу. Матадор, стоя на месте в одной и той же позе, поворачивался на пятке.

Теперь бой вел я. Он уступил мне инициативу.

Трибуны заходились от хохота. На арену снова полетел всякий мусор.

Я хотел ещё немного поиздеваться над ним. Я хотел сделать вид — совсем ненадолго — что передо мной корова.

Но раздумал. Уж очень умное у него было лицо. Ещё чего доброго, он бы всё понял.

Трибуны сходили с ума.

Я отошёл к барьеру. Он даже не манил меня мулетой. Он был уверен, что я пойду и так.

И это было самое страшное. Теперь я уже не знал, будет ли он вести бой по правилам.

И тут...

И тут исчезло солнце. Оно заползло за облако — и откуда что взялось? И я понял, что я выигрываю.

Я стал готовиться к броску.

И вдруг увидел, что этот тип поворачивается ко мне спиной. Он явно хотел провернуть этот мерзкий фокус Домингина. Надо же было как-то ублажить возмущенные трибуны.

Я не был готов — но я рванулся. Он уже встал на одно колено, когда единодушный вздох трибун заставил его оглянуться.

Он успел отскочить — в последний момент.

Солнца всё не было. Я видел его как на ладони. Он больше не блестел.

Трибуны визжали. В матадора кидались подушками.

Я знал, что он боится меня. Но это-то и было хуже всего. Больше тянуть было нельзя. Он мог сорваться.

Он был не только одним из лучших торрерос страны, он был большой умница. Он видел быка насквозь. Возможно, он уже понял, что имеет дело с мыслящим быком...

Он был достаточно сумасшедшим, чтобы поверить в такое.

Я рванул. Я пошел, набирая скорость. Я знал: сейчас я ударю.

Он, разумеется, разгадал мой маневр с отклонением. И вильнул в сторону. И если бы не смертельный ужас в его глазах — он бы выиграл. Но он боялся меня. Слишком боялся. И чуть-чуть поторопился.

Дальше отклониться я уже не мог. И тогда я просто завалился. Он сразу же понял всё. И ударил. Без подготовки. Влёт. Должно быть, он ждал чего-то в этом роде. Иначе не вышел бы на арену сразу со шпагой.

Я даже не тронул его рогами. Я смял его корпусом, я проехался по нему...

На трибунах раздался вопль ужаса. Что и говорить, его всё-таки любили. Очень любили. Потому и были так беспощадны к нему только что...

...Оказывается, он все же попал в меня. Он был мастер. Но угол наклона был не тот. Шпага только скользнула по черепу и застряла в ухе.

Я увидел, что ко мне со всех сторон бежит куадрилья. Матадор был жив и явно пытался встать — он вылезал у меня из-под задних ног.

Теперь уже не могло быть игры по правилам. Теперь бы он просто меня убил. Как равного. Как того, кто его унизил.

И я ударил задними ногами. Не глядя. Не видя, куда бью.

И попал.

Судя по хрусту, я попал ему по черепу.

Трибуны страшно крикнули ещё раз.

Похоже, я победил.

Я попытался встать.

И тут же упал.

У меня были сломаны передние ноги.

Я лёг на бок. Из-за облака выползало солнце.

Оказывается, я все-таки проиграл.

Этого следовало ожидать. Этот нормальный мир вряд ли бы стал долго терпеть такой патологический случай, каким был я. Мыслящий бык — виданное ли дело! Что может быть хуже?

Ко мне бежала уже не только куадрилья. Кажется, на поле кинулись все трибуны.

Я смотрел на приближающиеся ноги.

Господи, как я ненавижу их! Я сбежал от них. Вернее, думал, что сбежал... Как я ненавижу их.

— Пустите меня, пустите! Он важен, он нужен для науки!

Я вздрогнул. Я узнал этот голос. Я знал этого подонка.

Его звали Дельгадо. Он загонял быкам электроды в мозг.

Я снова попытался встать. Всё, что угодно, только не это! Только не это!

Страшная боль свалила меня.

Я все-таки проиграл...

— Гадина! Гадина! — Какой-то рыжий молодчик ударил меня ногой по носу. — Ты убил его, гадина! Убил!

Дельгадо вцепился в него. Тот отшвырнул профессора, как кролика.

— А-а-а-а! Ты убил его!

Он вырвал из кармана куртки «Беретту». Все шарахнулись.

Рыжий прицелился мне в глаз. Нажал курок...

...Все-таки я выиграл.

22 июня 1979

Mellonta Tauta. (Новелла)

Конформизм, возведенный в тиранический закон, свобода совести, попранная во имя свободы...

Робер Мерль

Противно кружилась голова. Ощущение тошноты, кажется, расползлось по всему телу, сидело в каждой клеточке... И саднило... Горло пересохло.... Сквозь закрытые веки он словно видел рой каких-то существ, мельтешащих в комнате... И свет... Свет прямо сверху... Невыносимо яркий... Монотонный. Вечный. Слепящий. Сводящий с ума... И музыка... Она шла откуда-то изнутри, она была неотвязна, как неотвязно общество... от неё нельзя было избавиться... да он и не хотел... Только бы узнать одно — что это за музыка... Бах? Нет, не Бах... Пёрселл? Нет... Хотя... ну да, конечно же — павана g-moll, соль-минор...

Он повернулся на бок... Затем на живот, чувствуя, как мучительно болит каждая мышца... Когда его взяли, ему порядком-таки досталось... да и потом... эта инъекция... Что же они ему ввели?..