Читаем Страна Изобилия полностью

Были вытащены бутылки, кусок слезящейся ветчины, за вернутой в газету, и колбаса, которую резали перочинным ножом. Архипов, Косой и Митренко — все они с удовольствием принимали на грудь в покалывающем жаре мягкого вагона. Митренко, Архипов и Косой — трое здоровых мужиков, крепко сколоченных, все в приподнятом настроении. Техпромфинплан лежал в портфеле Архипова, наверху, на багажной полке, и они направлялись к злачным местам, в ежегодный загул. Жены Митренко и Косого дали своим мужьям списки покупок, подробные планы кампаний, призывавшие к налетам на ГУМ, Гастроном номер 1 и “Моду”. Супруга Архипова была для подобных наказов слишком гордая, а может, слишком рассеянная; однако он уже решил, что, когда они будут садиться в поезд, чтобы ехать домой, он будет тащить вверх по ступенькам подарок — новенькую, по последнему слову техники, радиолу и кучу пластинок к ней. Может, они и сами себя чем-нибудь побалуют, когда кончатся заседания и рукопожатия. Поздно вечером в баре “Украины” можно встретить покладистых девчат-профессионалок, предлагающих развлечения того рода, каких так мало, так плачевно мало в Соловце, где все друг друга знают, где гостиница “Студеное море” смотрит на городскую площадь, уныло соревнуясь с киоском с мороженым, магазином хозтоваров и чайной Солрыбснабпромпотребсоюза. О, горести провинциальной жизни! Но до следующего четверга они оттуда вырвались, и теперь эти трое, Косой, Митренко и Архипов, ухмылялись друг дружке, настроение у них поднималось, словно от тысячи маленьких пузырьков, при мысли о результатах собственной храбрости.

А как мрачно все у них было год назад. Работать в “Солхимволокне”, как все трое к тому времени поняли, означало поставить крест на своей карьере. Какое-то время им удавалось тешить себя надеждой, что можно попробовать что-нибудь еще, но тут правда дошла до них окончательно. Перед ними простиралась позорная судьба руководителей-неудачников. Сначала пойдут нарекания и выговоры, потом газетная статья, написанная в этом особом тоне — тоне удивленного сарказма. “Почему директор Архипов не сумел выполнить свои социалистические обязательства? Отношение его к делу добросовестным не назовешь. Может, главный бухгалтер Косой прояснит ситуацию? Нет, он молчит, будто воды в рот набрал. Да и от начальника планового отдела Митренко толку не больше…” Стоит им обратиться с малейшей просьбой, двери всякий раз будут захлопываться у них перед носом, поставщики будут безнаказанно издеваться над ними, доводя до такого унижения и неприятностей, что, когда им нанесут последний удар и отправят заниматься продажей удобрений в каком-нибудь Блядистане, это будет едва ли не избавлением.

С ума сойти можно, другого слова не подберешь; с ума сойти можно от того, что всего несколько процентов выполнения плана отделяют путь к служебному провалу от другого пути: вверх, к славе и местному величию, когда в прессе печатают твои фотографии, на которых у тебя решительный вид, а секретарь райкома пришпиливает к твоему лацкану орден Красного Знамени, а зал аплодирует, а премии растут. Это, конечно, был стимул; именно поэтому премии были крайне прогрессивные, так что разница между директором, выполнившим план на 99 %, и тем, кто дал 103 %, составляла не 4 % от зарплаты, а чуть ли не все 40 %. Им надо было одно: лишь бы ты все усилия сосредоточил на том, чтобы заставить свой завод выдать эту небольшую добавку, в которой заключается разница между провалом и успехом. Потому-то крайне важно договариваться насчет планов; потому-то в обычные времена необходимо занижать свои первые предварительные цифры по производству, чтобы после того, как совнархоз автоматически введет поправку на увеличение, план снова оказался в тех границах, которые, по твоим личным расчетам, являются достижимыми. Совнархозу, естественно, об этом известно, там знают, что первая прикидка всегда будет обманчивой. Фокус состоял в том, чтобы сделать этот обман явным и таким образом польстить им, мол, они-то знают, что происходит на самом деле. Это должно выглядеть так, будто ты даешь им намек насчет того, где, по-твоему, должна лежать правильная цифра. Тогда они поднимут немножко твое неявное предложение и будут чувствовать себя победителями, если ты на это согласишься — а ты согласишься, только покричишь и постонешь немного для виду, потому что неявное предложение ты тоже занизил. Игра проходила по-разному, в зависимости от того, кто именно противостоял тебе в этом году. Иногда приходилось действовать тоньше, иногда грубее; иногда приходилось делать что-то неожиданное, если обнаруживалось, что все вошло в привычную колею и твои ходы слишком легко предсказать. Но игра продолжалась в границах, о которых более или менее договорились игроки. Если повезет, будет у тебя спокойный год, не повезет, будет неспокойный. Следует избегать годов катастрофических.

Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus [historia]

Первая мировая война в 211 эпизодах
Первая мировая война в 211 эпизодах

Петер Энглунд известен всякому человеку, поскольку именно он — постоянный секретарь Шведской академии наук, председатель жюри Нобелевской премии по литературе — ежегодно объявляет имена лауреатов нобелевских премий. Ученый с мировым именем, историк, он положил в основу своей книги о Первой мировой войне дневники и воспоминания ее участников. Девятнадцать совершенно разных людей — искатель приключений, пылкий латиноамериканец, от услуг которого отказываются все армии, кроме османской; датский пацифист, мобилизованный в немецкую армию; многодетная американка, проводившая лето в имении в Польше; русская медсестра; австралийка, приехавшая на своем грузовике в Сербию, чтобы служить в армии шофером, — каждый из них пишет о той войне, которая выпала на его личную долю. Автор так "склеил" эти дневниковые записи, что добился стереоскопического эффекта — мы видим войну месяц за месяцем одновременно на всех фронтах. Все страшное, что происходило в мире в XX веке, берет свое начало в Первой мировой войне, но о ней самой мало вспоминают, слишком мало знают. Книга историка Энглунда восполняет этот пробел. "Восторг и боль сражения" переведена почти на тридцать языков и только в США выдержала шесть изданий.

Петер Энглунд

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Мозг отправьте по адресу...
Мозг отправьте по адресу...

В книге историка литературы и искусства Моники Спивак рассказывается о фантасмагорическом проекте сталинской эпохи – Московском институте мозга. Институт занимался посмертной диагностикой гениальности и обладал правом изымать мозг знаменитых людей для вечного хранения в специально созданном Пантеоне. Наряду с собственно биологическими исследованиями там проводилось также всестороннее изучение личности тех, чей мозг пополнил коллекцию. В книге, являющейся вторым, дополненным, изданием (первое вышло в издательстве «Аграф» в 2001 г.), представлены ответы Н.К. Крупской на анкету Института мозга, а также развернутые портреты трех писателей, удостоенных чести оказаться в Пантеоне: Владимира Маяковского, Андрея Белого и Эдуарда Багрицкого. «Психологические портреты», выполненные под руководством крупного российского ученого, профессора Института мозга Г.И. Полякова, публикуются по машинописям, хранящимся в Государственном музее А.С. Пушкина (отдел «Мемориальная квартира Андрея Белого»).

Моника Львовна Спивак , Моника Спивак

Прочая научная литература / Образование и наука / Научная литература

Похожие книги