А еще Лео страдал повышенной волосатостью, не росли они только на коленях и на пятках. Каждое утро он шел к умывальнику, проклиная судьбу, брился он спереди до ключиц, а сзади по плечи, чтоб волосы не торчали из-под рубашки.
Долго думали Петров с Моревым и решили использовать леонтьевскую привязанность к фаянсовому другу. Они взяли в метеолаборатории электрохимическую бумагу от телетайпов, аккуратно нарезали и, перед тем как Лео должен был совершить традиционный ежедневный поход в гальюн, заменили ею туалетную бумагу.
Каждый день после ужина старший лейтенант Леонтьев спасался от флотской суеты в своем собственном зазеркалье. У него был приватный портал в параллельный мир, он проходил через заветную дверь, оставляя позади вечно недовольных начальников и надоедливых подчиненных. В том мире он был единственным человеком, и мир этот был прекрасен. Он наслаждался покоем. Но когда его ноги совсем отекали и начинали неметь, ему приходилось вставать с толчка, вытирать зад, открывать волшебную дверь и возвращаться обратно в безжалостный мир регулярной воинской дисциплины.
Ох и непростая была эта электрохимическая бумага, по цвету и на ощупь она мало отличалась от туалетной, а при традиционно приглушенном освещении гальюна становилась практически неотличимой.
Для поддержания нужной оптической плотности, скорости записи и срока хранения электрохимическую бумагу пропитывают пирокатехином, азотнокислым калием, щавелевокислым аммонием, щавелевой кислотой и еще какой-то гадостью с красивым труднозапоминающимся названием. И если этой бумагой потереть кожные покровы, то повреждение эпидермиса вам гарантировано, а если повезет, то возможно повреждение дермы вплоть до сосочкового слоя, а это уже гиперемия и зуд.
Весь следующий день Петров с Моревым наблюдали за Леонтьевым и, не отметив ничего необычного в его поведении, решили, что затея не удалась, а через день и вовсе об этом забыли.
А зря, набор агрессивных химикатов медленно, но уверенно делал свое дело. Уже скоро Лео почувствовал легкое жжение и зуд в области ануса. Правда, его это совсем не беспокоило и даже, честно говоря, доставляло некоторое физическое удовольствие.
Прошла еще пара дней, и удовольствие переросло в неудобство, зад чесался так, что Лео не мог себя сдерживать. Поперву он старался чесаться незаметно, при этом стыдливо озирался, дальше больше, зудело так, что он, не стесняясь, мог запустить пятерню в штаны.
Как матерый секач об ствол дерева, Лео елозил задом о любой попадающийся выступ, особо он полюбил подлокотник у кресла в метеолаборатории, а когда терпеть было невмоготу, он выходил на палубу и отклячивал зад против ветра. Воздушные массы Антарктики охлаждали мускулюс глютеус, временно снижая желание почесаться.
Петров с Моревым к такому развитию событий готовы не были. Результат явно превзошел ожидания, но и сознаться они не могли, Леонтьев находился в таком состоянии, что это было бы равносильно самоубийству.
Наконец, поняв, что само это не пройдет, Лео сдался доктору. Молча спустив брюки и согнувшись пополам, он подставил оголенный зад докторскому взору. Видавший виды старый эскулап увиденным был обескуражен. Такое он видел в детстве, в ленинградском зоопарке в клетке с надписью: «Гамадрил (лат. Papio hamadryas) – род павианов, отряд узконосых обезьян. Обитает в открытых местностях Африки (Эфиопия, Судан, Сомали, Южная Нубия) и Азии (Аравийский полуостров, в том числе Йемен)».
Схожесть была стопроцентной – полностью заросшее тело и воспаленный, голый красный зад.
– Ну что там, доктор?
– Что-что! Тут лечить надо.
– Ясен перец, лечить надо! Вы мне скажите, что там.
Доктор снял с переборки зеркало и расположил его напротив задницы пациента.
– Вы, голубчик, лучше сами взгляните.
Лео извернулся и вытянул, как смог, шею, в отражении он увидел «стоп-сигнал».
Лео взвыл, а на доктора опять нахлынули детские воспоминания – ну ни дать ни взять гамадрил!
Хирургического вмешательства не потребовалось, лечение было консервативным. Доктор обильно смазал зад старшего лейтенанта главным медицинским препаратом Вооруженных сил – мазью Вишневского. (Лечить можно было даже ее запахом.) Приляпал марлю и закрепил по углам пластырем.
Через неделю Лео был здоров и даже начал улыбаться, тут Морев с Петровым и решили открыться. Начал Сан Саныч:
– Лео, а ты знаешь, отчего у тебя это было?
И показал взглядом на леонтьевский зад.
– Откуда? Доктор и тот ничего понять не смог.
– А я знаю, это ты подтерся бумагой для телетайпов.
Лео повысил голос:
– Не понял!
– Чего тут непонятного, это мы тебе ее подсунули.
В воздухе запахло непониманием.
По трансляции объявили: «Лейтенанту Мореву прибыть на ходовой мостик!» – куда он с радостью и поспешил, его спасла начинающаяся работа по определению Южного магнитного полюса Земли.
Сан Саныч Петров остался с Лео наедине, а это все еще было небезопасно. В Леонтьеве странным образом уживалась ангельская внешность юного Ленина и лексика портового грузчика. Если Лео злился, губки-бантики размыкались и крепкая, нестандартная матерщина накрывала все вокруг.