Страна Лавкрафта

Но Перл очень скучала. Не посоветовавшись со мной, она связалась с родными в надежде узнать у них что-нибудь про Иду. Никто ничего не знал, и она забеспокоилась. В конце концов мы пришли к компромиссу: вернемся на Средний Запад, найдем какое-нибудь неприметное местечко, где бывшие дружки отца нас не станут искать, однако достаточно близко к Чикаго, чтобы я при случае смог съездить туда и поискать Иду. Сначала мы планировали снять жилье на севере, но по дороге из Филадельфии заехали в Падаку, к кому-то из дальних родственников Перл. Нам там очень обрадовались, и, пока мы гостили, я наткнулся на объявление о продаже вот этого дома. Совсем недалеко, за рекой. Деньги у нас были, так что я подумал, почему нет?

– И действительно, почему нет? – фыркнул Монтроуз. – Даже после всего, что тебе рассказал мистер Лэндсдаун? Бога ради, чем ты думал?

– Я полагал, что мы под защитой, – пожал плечами Уинтроп. – В последнем письме мама дала мне инструкции к двум заклинаниям. Одно для того, чтобы сбивать с толку преследователей, а другое нужно нанести на дом, чтобы отвадить тех, кто желает мне зла. Я овладел этими заклинаниями, хотя даже не понимал, как они работают. А еще мама не знала про Перл. Она-то думала, что я убегу один и что защищать меня надо будет только от отца и ему подобных.

– То есть от колдунов. Значит, оберег на доме защищает лишь от них?

– Выходит, что так. Хотя главный мой просчет не в этом. Я совершил ту же ошибку, что и мама: пожелал чего-то, не понимая истинного смысла своего желания.

Видите ли, отец тоже был, по-своему, моим защитником. Не таким, как ваш. Им двигала не любовь, а скорее то, что я его сын. И пока я жил с ним под одной крышей, бояться мне надо было только его. Я хотел вырваться, а на самом деле оказалось, что я подставляю себя под удары мира. Я-то считал, что свобода – это возможность делать то, что захочешь. Я думал… думал, что я неприкосновенен.

– Все сыновья так думают, – кивнул Монтроуз. – Но когда ты с Перл попал в реальный мир… Неужели ты не понял, как он устроен на самом деле?

Уинтроп опустил голову.

– В Филадельфии нас никто не трогал. Ну, может, время от времени выкрикивали какие-то ругательства, но это обижало только Перл, а я как-то не обращал внимания. И никто на нас не нападал. Так что я решил, что заклинание работает, и не видел причины, почему бы ему не сработать и здесь.

– Да ты идиот, я посмотрю.

– Да, идиот, – не стал спорить Генри Уинтроп. – Заклинания оберегали нас от философов и прочих колдунов, но не от моей глупости… и не от рук простолюдинов.

– Нэрроу!

Кричали с улицы, где уже наступила ночь. Монтроуз выглянул в окно. Перед домом стояли три автомобиля, и фары освещали с десяток человек. Толпа простолюдинов, зато вооруженных.

– Нэрроу! – снова крикнул главарь. – Бери своих двух ниггеров и выходи!

Через дорогу собирались зеваки, в том числе женщины и дети.

Один из мужчин щелкал зажигалкой. Затем подпалил тряпку, заткнутую в горлышко бутылки из-под «колы». Монтроуз бессильно наблюдал, как бутылка летит к окну, и вдруг оцепенение спало. Он успел увернуться от брызнувшего стекла. Коктейль Молотова влетел на середину гостиной, и ковер перед камином занялся.

Генри Уинтроп остался в кресле, лишь вертел головой, пытаясь встретиться взглядом с Монтроузом. На лице его застыла печаль и обида.

– Я не знал, – говорил он. – Клянусь, я не знал.

Раздался очередной выстрел, голова Уинтропа дернулась, и он безжизненно обмяк. Монтроуз оттолкнул кресло, вскочил и прижался спиной к стене рядом с окном.

Пожар быстро разгорался, отрезая путь к отступлению; дым клубами уходил под потолок. Монтроуз прикрыл лицо платком. Он уже собирался прыгать через огонь, как вдруг увидел перед камином женщину с мальчиком. Они стояли, как мертвецы: глаза закрыты, руки сложены на груди.

Снаружи продолжали стрелять. Монтроуз инстинктивно пригнулся. Когда он снова поднял голову, женщины и мальчика уже не было. Вместо них, прямо посреди пожара высился огромный чернокожий мужчина. Глаза его были открыты и наполнены горьким гневом, таким родным и знакомым.

– Папа? Это ты?! – спросил Монтроуз, отнимая от лица платок.

Улисс Тернер что-то горячо внушал сыну, однако слова тонули в пламени. Монтроуз наклонился ближе, чтобы расслышать, но жар был нестерпимым. Простолюдины продолжали стрелять, гостиная наполнялась дымом, а он так и стоял, беспомощный и не понимающий.

* * *

– Пап?

Следы в снегу привели Аттикуса к заднему крыльцу дома Нэрроу. Он поднялся по ступенькам, осторожно перешагнул через провал. Дверной проем был заколочен двумя досками крест-накрест, но саму дверь высадили, поэтому можно проползти внутрь.

– Пап, ты где? – снова позвал Аттикус, стоя посреди разоренной кухни.

– Тут я.

Пол перед камином провалился, как и кусок потолка. Сквозь щели в забитых окнах пробивался свет, и Аттикус увидел, что отец сидит в углу гостиной на стуле без одной ножки. Он склонился вперед и в вытянутых руках сжимал какой-то сверток.

– Как ты туда попал?