Страна Лавкрафта

И вот вчера было очередное «поручение». Снова для Хиллари. Пришлось замаскироваться: перед выходом она заколола волосы, убрала их под платок, надела темные очки, невзрачное коричневое платье и старое пальто поверх. Ровно в полдень она вошла в главный полицейский участок Чикаго и спросила у дежурного сержанта, где тут у них ловят грабителей. Ей объяснили, она поднялась на третий этаж, но повернула не направо, а налево – к двери с табличкой «Отдел по борьбе с организованной преступностью, спецподразделение». Внутри никого не было, как и предполагал Брейтуайт. Хиллари подошла к кабинету с надписью «Кап. Джон Ланкастер» и нашарила в кармане пальто жетон, который ей дал Калеб.

Жетон представлял собой кусочек полированной кости размером с пятидесятицентовик. На одной стороне была изображена сова с огромными глазами, больше похожими на окуляры бинокля, а на обороте – снова те непонятные буквы, на которые кто-то капнул красными чернилами (так Руби убеждала себя).

Брейтуайт не уточнил, для чего этот жетон, только сказал, что спрятать его нужно где-нибудь неподалеку от стола Ланкастера или внутри. Руби подергала ящики. Нижний оказался не заперт; она уложила жетон в самую глубь, за папки, и снова вышла на лестницу. Навстречу ей поднимались двое мужчин; один из них – Берк, тот самый невежливый охранник с собрания. Хиллари как ни в чем не бывало, полагаясь на маскировку, прошла мимо. Берк в это время разговаривал со спутником, поэтому даже не обратил на нее внимания. Однако, дойдя до площадки между этажами, она спиной почувствовала его взгляд. Чтобы не обернуться, пришлось собрать всю смелость в кулак. Руби спустилась в фойе, вслушиваясь в шаги за спиной и ожидая, что ее вот-вот схватят за плечо, затем вышла на улицу, поймала такси, села. Оглянуться она позволила себе, только когда они отъехали от участка на несколько кварталов. Вот тогда накатил запоздалый шок.

Вечером Брейтуайт лично приехал в Хайд-Парк поздравить ее с успешно выполненным заданием. Он повел Хиллари в ресторан отметить, а когда вернулись, торжественно принес из мастерской в подвале семь флаконов с эликсиром пополнить запас. Наконец, весь такой в свете кухонной лампы, спросил, не желает ли она, чтобы он остался на ночь.

– Вы весьма милы, мистер Брейтуайт, но мне неплохо спится и одной.

Она выставила его за порог, мимолетно позлорадствовав, какое у него расстроенное лицо. Однако, закрыв дверь, задумалась, а не специально ли он сделал это предложение – именно для того, чтобы она отказала? Почувствовала свою власть?.. Ох-ох, Руби, еще полгода, а то и год такой нервотрепки, что же с тобой будет? Если только тебя не поймают раньше.

Утром стало немного легче, и она дала себе слово: если сегодня обойдется без поручений, то Хиллари все-таки сходит в агентство «Лайтбридж», хотя бы просто посмотреть. А пока что Руби села за стол и продолжила читать книгу, которую взяла у Аттикуса:

«Я все еще был занят этими мыслями, как вдруг в одну из минут пробуждения случайно взглянул на свою руку. Как вы сами не раз говорили, рука Генри Джекила по форме и размерам была настоящей рукой врача – крупной, сильной, белой и красивой. Однако лежавшая на одеяле полусжатая в кулак рука, которую я теперь ясно разглядел в желтоватом свете позднего лондонского утра, была худой, жилистой, узловатой, землисто-бледной и густо поросшей жесткими волосами. Это была рука Эдварда Хайда»⁴³.

Землисто-бледной… Руби рассмотрела свои руки: их определенно можно назвать землистыми. Зато не бледные. И слава богу, не густо поросшие волосами.

Засвистел чайник. Она выключила конфорку и пошла в кладовку за чайными пакетиками. Вернувшись, увидела, что дверь в подвал приоткрыта.

Туда Руби еще не заглядывала. Нет, ей никто не запрещал – наоборот, Брейтуайт сказал, чтобы она хозяйничала здесь, как у себя дома. Однако единственный раз, когда у нее возникло желание осмотреться, эта дверь была заперта.

Руби щелкнула выключателем за дверью. Над головой зажглась теплая желтоватая лампа, а внизу, у подножия лестницы, все залило ослепительно-белым светом.

В подвале было очень холодно – его не просто не отапливали, а, судя по низкому гулу, даже специально морозили. Руби спустилась по ступенькам и заглянула за угол. По голому бетонному полу струились завитки пара. Их источник стоял в центре помещения: серый продолговатый постамент, весь в металлических трубках, покрытых инеем.

На постамент был водружен стеклянный гроб. Внутри – женщина: белая, со струящимися огненно-рыжими волосами. Она лежала на спине, укрытая красным атласным одеялом, под головой – красная атласная подушка.

Руби замерла, вцепившись в перила. Ну же, что встала? Наверху ждет горячий чайник, немедленно разворачивайся и уходи, а увиденное – забудь! Ага, такое забудешь…

Она вошла в ледяной подвал и, встав у гроба, посмотрела на бледное веснушчатое лицо, одновременно знакомое и чужое. Да, за последнее время она к нему привыкла, но одно дело видеть его в зеркале и совсем другое – вживую.