Страна Ледяного Ужаса. Странное завещание

Начало следующего дня было обыденно неспешным для столичного городка. Но лишь до того момента, пока через Парижские газеты не просочилась та информация, которой суждено было наделать немалого шума. Новость, разлетевшаяся по столице всего за пару часов, потрясла не только простых обывателей. Гвалт поднялся веде: начиная от маленьких квартирок домохозяек, трактиров и рабочих мест и заканчивая такими значимыми организациями, как парижская академия, главный французский банк, столичный авиаклуб и даже национальная биржа. Степень нарастания суетности напрямую зависела от числа уважаемых джентльменов и благородства того заведения, в стенах которого была получена столь обсуждаемая новость. Не хотелось бы мне побывать в этот день на бирже, в подобной гомонящей толкучке почетных лиц, кричащих наперебой об якобы только им известной новости. Подобные возгласы подкреплялись разнообразными выводами и панической купле-продажей бумаг французских авиакомпаний. Не меньший накал страстей происходил и в авиаклубе, правда там настроение толпы можно было охарактеризовать как радостно возбужденное. Чего нельзя сказать про столичную академию, в стенах которой разворачивалась настоящая внеплановая операция. Уважаемые мужи буквально рвали на себе волосы, носились по коридорам, звонили и что-то наперебой кричали в трубку. После недолгих всплесков эмоцийпочетные члены ассоциации столичной академии провалили немало попыток связаться с тем, чья персона и вызвала столь бурные обсуждения во всем Парижском обществе. Я же, в свою очередь, отойду от созерцания всех этих взбудораженных масс и поспешу разъяснить моему читателю причину всего творящегося хаоса. Спешу огорчить того, кто решил обвинить Бернара де Шатильона и теперь уже его громадное состояние в этом несвойственном для размеренной жизни инциденте. Вернее, француз был лишь косвенно причастен к тому, что произошло ранним утром 11 сентября. А произошло вот что:

Не прошло и получаса с момента открытия главного столичного банка, находившегося на улице Круа де Пети, как в его прохладное нутро пожаловал уже хорошо известный нам человек. Подойдя к работнику банка, он тихо произнёс фразу такого содержания, что, услышав оную, собеседник почётного члена ассоциации столичной академии наук так подобострастно закивал и удалился с таким почтительным видом, что подобному обращению позавидовал бы сам Президент. Через пару секунд к Сальвадору вышел сам директор банка и, поприветствовав ученого, передал ему вместительный саквояж, который больше напоминал среднего размера чемодан. Потом последовали некоторые формальности, подписи, выписки и утверждение чеков, с коими Монтеро старался расправиться как можно скорее. После этого он покинул банк, даже забыв попрощаться. Но новость о том, что знаменитый столичный ученый-физик так спешно решил обналичить все свои чеки и закрыть вклады, не произвела бы такого фурора, если б не телеграмма, полученная парижской академией через четверть часа после посещения Сальвадором знаменитого банка. Дословно представлять текст этого послания я считаю нецелесообразным, ведь телеграмма полнилась множеством слов высокого толка и сложных конструкций, прочтение коих займет слишком много времени и сил. Но основной посыл письма, полученного в бушующей академии, звучал так:

«Уважаемые коллеги, члены ассоциации столичной академии наук, я, хорошо каждому известный Сальвадор Монтеро, прошу извинить меня за столь поздно сообщенную информацию. Я отменяю все свои публичные и непубличные выступления, исследования и заседания в ассоциации по причине спешного отбытия из Парижа. Сегодня же, в 11 часов утра, я направлюсь в Канаду на одном из экспериментальных трансатлантических самолётов французского производства. Время моего отсутствия во Франции мне неизвестно, но могу вас уверить, что вернусь к научной деятельности, как только закончу те непредвиденные и очень важные дела, которые свалились на меня так внезапно. Еще раз прошу прощения за столь позднее сообщение, но изменить своего решения я не вправе. Надеюсь в скором времени вернуться в стены ассоциации!

ваш Сальвадор Монтеро.»

Покидая Париж, ни ученый, ни его источающий счастье друг, ни, тем более, пилот, являющийся членом недавно упомянутого французского авиаклуба, само собой, не могли и помыслить, что их отбытие вызовет такой большой шум. Ведь даже событие подобных масштабов, как трансатлантический перелет, было уже давно не в диковинку для людей, хоть сколько-нибудь погруженных в новости современных средств передвижения. Да, коммерческих полетов через океан пока не было, но авиалюбители не раз смогли пересечь такое громадное расстояние. Поэтому мой читатель может не сомневаться, что уже через какие-то пару тройку лет любой желающий сможет путешествовать из Европы в Штаты более быстрым способом, чем то может предложить самое скоростное судно морского пароходства любой из цивилизованных стран.