Страна мурров

— Когда за Антеем приехали после нового похищения, я всю ночь не спала, ждала его. Утром он вернулся, сказал, что связан служебной тайной и не имеет права её разглашать. — Она смотрела на Тигреца сухими блестящими глазами. Её сдержанность в выражении эмоций вызывала уважение. — Понимаете, из-за своих особенностей он почти ничего не боялся. Чувство страха у него как будто полностью атрофировано. А сейчас он не просто взбудоражен — он напуган. И я в смятении. Вдруг это тот случай, который требует моего вмешательства? Я боюсь потерять своего мальчика…

Тигрец закашлялся так, что чуть всё не разорвалось внутри.

— Извините…

— Я фельдшер, могу послушать легкие.

— Не надо, спасибо. Нита… Не стану врать, что опасности нет. Но мы постараемся оградить вашего парня, сведём риск к минимуму. Если решите вмешаться, скажите, когда я буду уходить. Мы поймём. А пока я хотел бы поговорить с ним о той ночи, желательно, наедине. Можно?

— Конечно. Хочу вас попросить… Антей довольно развит, хотя это не сразу разглядишь. Когда он не в дурашливом настроении, то может рассуждать и мыслить здраво. Просто со своими расслабляется. Пожалуйста, будьте к нему снисходительны.

— Не беспокойтесь, я всё понимаю. Я слышал, Антей охотился с собакой?

— Что вы! Не охотился — обучал Куража брать след. Это разные вещи. Ни одна лиса на него не в обиде. Но о собаках он знает всё! Когда-то мы с ним ездили на сборы собачников.

— Далеко?

— Очень далеко, в Дымницу. Антей привозил оттуда всякие современные штучки для владельцев собак. Но потом Кураж начал дряхлеть и поездки потеряли смысл. Мы скучаем по тому времени. Пойдёмте, Антей на заднем дворе, играет с Куражом.

Они вышли под низкий навес, огибающий дом. На стене дома висели древние пучки трав, покрытые пылью. Под ногами поскрипывали свежевымытые крашеные половицы.

— Никогда не видел собак близко, — услышав впереди заливистый лай, признался Тигрец.

Нита слабо улыбнулась.

— В городе кошек это не самая неожиданная новость. Он славный.

В потоке солнечного света навстречу им метнулся крупный зверь, покрытый рыжеватой шерстью с чёрными подпалинами. Уши тоже были чёрными.

— Свои, Куражик! — ласковым голосом предупредила Нита, но пёс с оглушительным лаем принялся прыгать на грудь Тигрецу. Ошалевший Тигрец чертыхался и пятился. — Не бойтесь, он хочет познакомиться. — Она схватила пса за ошейник и развернула к выходу. — Вот так… Вперёд, Кураж!

Посреди дворика, обсаженного старыми липами и залитого солнцем, стоял худенький паренёк.

— Пёс! Пёс! Пёс! — закричал он, когда они вышли из-под навеса.

— А лапу? А ещё?! — сидя на корточках, в полном восторге повторяет Тигрец.

Ему в двадцатый раз приносят палку, мячик, дают лапу, облизывают лицо, разрешают обнимать, чесать за ухом и трогать влажный нос, который кажется неожиданно большим после кошачьего. В отделении его, наверное, заждались, но всё забыто, душа у Тигреца поёт, и счастье столь всепоглощающе, что даже простуда на время побеждена.

На кирпичном заборе, на ветвях деревьев, растущих за забором, сидят кошки. Серые, рыжие, бурые.

— Приходят на Куража посмотреть. Какая-нибудь задрыхнет и — бух, свалилась во двор! — смеётся Антей. — Он их не трогает. Ложится и ждёт, пока не залезут на забор. У тебя мурча или мурчонок?

Мать предупредила, что он «тыкает» всем без исключения, мечтая разговаривать со взрослыми на равных, но Тигреца это не смущает. Ничего, что парень со странностями, он ему нравится, этот Антей Комар.

— У меня обыкновенная, на улице подобрал.

— Почему?

— Их тоже должен кто-то любить.

— А жена есть?

— Подружка.

— А у меня нет.

— Какие твои годы…

— Двадцать семь. Тигрёнок, а как ты думаешь, сколько Куражу?

— Пять?

— Десять! — Антей смеётся.

Мягкие тёмные волосы давно не стрижены, лежат косицами на шее. Черты лица тонкие. Глаза весёлые, чёрные. Сутулится, а живот втянут, и тощая фигура из-за этого делается нелепой, загибается крючком. Широченные спортивные брюки двумя складками накрывают немодные туфли с плетёным верхом, руки-спички торчат из красной футболки необъятных размеров. Так никто не одевается, сейчас носят узкое и тесное, но Тигрецу это знакомо. Он сам в детстве считал, что такая одежда делает его тщедушное тело более внушительным.

Кураж смотрит на них влюблёнными глазами.

— Видишь, у него рот до ушей? Это он улыбается. Он был старый, а теперь как щенок.

— Разве так бывает?

— После витаминов.

— Шутишь?

— Господин Горик принёс.

— Горн?

Антей смеётся и настаивает:

— Горик! Раньше всё время болел и спал, а теперь бегает и лает! И старая шерсть вылезла! Собак! Собак! Собак! — не удержав в себе радости, возбуждённо кричит Антей и хохочет, наблюдая, как, сорвавшись с места, Кураж кругами носится вокруг и из-под его широких лап летят камешки и пыль. — Вот, смотри! — Антей достаёт из штанов синий стеклянный флакончик, на дне катаются шарики, которые тоже кажутся синими. — По одной три раза в день.

Тигрец задумчиво глядит на флакон.

— Сам пробовал?

— Это же псу, — удивляется Антей.