Страна ночи

– Это же ребенок. Ребенок. – Глаза у него блестели от ужаса. – Как она могла убить ребенка?

Я попыталась приподняться на локтях. Во рту стоял вкус крови, грудь, казалось, была раздавлена, как жестяная банка, но я торопливо проговорила:

– Она всех убьет. Страна Ночи – это вампир. Не знаю, что тебе про нее наговорили, но она убивает тот мир, в котором создана. Понимаешь? Если Пряха получит Алисино сердце, наш мир развалится. Как Сопределье.

– Нет, – отозвался Финч, и голос у него был таким, будто он только сейчас что-то вспомнил. – Не так. Он станет серым. Небо, земля, вообще все. Будет как Помпеи, как город из кошмара. Выходит, это твоя месть? – Он бросил взгляд куда-то – должно быть на Пряху. – Мир за мир?

Я услышала ее голос сзади:

– Поэтично, не правда ли?

Финч помог мне сесть. Я не могла смотреть на маленькую себя, лежащую на полу бесформенной, точно бескостной, грудой. Моя черноглазая оболочка, та, кем я была бы, если бы Элла не выкрала меня, если бы не полюбила. Я перевела глаза на Пряху, держащую в ладонях только что вырезанное сердце. Она была похожа на колдунью, на Цирцею – злая магия переполняла ее до краев, и даже воздух вокруг нее словно подернулся рябью.

Я нагнулась и схватила ближайший ко мне кусок тела: ногу Хансы, все еще с остатками облупившегося фиолетового лака на ногтях. Размахнулась, но забросить подальше, чтобы хотя бы немного задержать Пряху, не успела: Пряха бросилась на меня с ножом.

Она полоснула меня по руке, по линии загара. Лезвие было грубым, уже затупившимся о грудь маленькой Алисы. Пряха уронила Алисино сердце, и оно легло на место, а потом она схватила меня за руку и с силой сдавила в месте пореза. Я вскрикнула от дикой боли. Финч бросился на нее, но она уже выпустила меня.

– И кровь как благословение, – почти взвизгнула она и встряхнула руками.

Капли крови, моей крови, упали на части тел. На ногу, которую я выпустила из пальцев, когда Пряха чиркнула ножом, на фантастически жуткий кусок мяса – сердце. На золотые глаза Софии. Финч что-то шептал мне на ухо, пытался остановить кровь, но я ничего не слышала – только тишину.

Такая тишина бывает, когда вот-вот свернешь за угол. Когда ждешь падения уже сорвавшейся капли. Может, у нее не получится, в отчаянии думала я. Может, она что-нибудь забыла, может, где-то ошиблась.

Послышалось пение. Чистое, высокое, нежное и холодное, как весна. Это запел язык Веги.

Я никогда не смогу передать словами то, что случилось дальше. Как воздух содрогнулся от этой песни. Как он раздвинулся, пропуская сквозь себя что-то выползающее из пустоты. Язык уже напел себе два ряда сверкающих белых зубов. Потом череп, позвоночник, похожий ряд белых шашек из слоновой кости, грудную клетку и кости таза. Длинные кости конечностей потянулись к отрубленным рукам и ногам, одна нога неестественно удлинилась, чтобы достать ступню Хансы, которую я уронила. Кровавая каша из мышц, органов и сухожилий зашевелилась так зловеще, что я боялась моргнуть и перестала дышать. И наконец кожа обтянула ее кругом – словно бумажные жалюзи закрыли окно.

Пение прекратилось, но ноты все еще скреблись в воздухе, сливались в цепочку обжигающе-резких звуков. Казалось, они навсегда застряли у меня в ушах. Я прижималась к Финчу, мы оба обливались потом, и я уже не чувствовала, где он, а где я. Когда тело поднялось, мы оба разом ахнули.

Это была девушка. С лысой головой, с кожей из разномастных лоскутков и глазами моей мертвой подруги. Сердце у нее стучало так громко, что даже сквозь только что натянутую кожу его было слышно.

Она стояла на ногах еще нетвердо, как ребенок. Спина у нее выгнулась, живот выпятился вперед, Софиины глаза были теперь совсем пустыми – в них не осталось памяти. Финч что-то бормотал себе под нос, явно не в силах поверить в происходящее, а я вообще не могла вымолвить ни слова. Это было не похоже на то волшебство, какое мне приходилось видеть – запутанный лабиринт «Орехового Леса», открытые клетки Сопределья. Это было что-то более древнее. Более варварское. Это волшебство было жестоким и коварным зверем, оно питалось ужасами.

Существо зашевелилось. Сначала описало круг на месте, словно осматриваясь, покачалось на одной неуклюжей ноге. Привыкало к жизни, если это можно было назвать жизнью. А затем пустилось в пляс.

Никто из нас не мог отвести взгляда: ни я, ни Финч, ни Пряха. Такие странные вещи творились на наших глазах, что даже она невольно засмотрелась. Руки и ноги существа болтались в суставах, как молочные зубы. На ногах у него соткались из воздуха, рассыпав во все стороны искры, призрачные красные туфли. Оно плясало все быстрее, оно начало кружиться, но то и дело металось в разные стороны, как разъяренная кошка

И тогда я поняла: существо ищет слабое место. Воздух стал истончаться. Светлеть. Его становилось все меньше. Существо искало, где его можно пробить.

Мы почувствовали тот момент, когда оно нашло то, что искало, когда кожа нашего мира разорвалась под его пальцами. Воздух в комнате пошел рябью, в нем раздался едва слышный треск. Пряха засмеялась – тонким, безумным смехом.