Страна Оз за железным занавесом

Вопрос только в том, как определить, что наше, а что не наше. Написано по-русски – хорошо, написано по-английски (французски, испански, китайски, на урду) – плохо? И правда, зачем знать о других странах, зачем читать «Золушку», когда есть «Морозко», или «Белоснежку», когда можно «Сказку о мертвой царевне»? (Бухина 2014)

Позиция Бухиной понятна, особенно с учетом долгой истории адаптаций в России западной классики, и в первую очередь сказок, которые часто возникали из единого источника и приобретали национальные черты лишь будучи записанными и опубликованными на одном определенном языке в определенной культуре. Следует ли читать только национальные варианты и забывать об оригинальных версиях, отказываясь их публиковать? Приобретает или теряет нация, отказываясь иметь и то, и это?

Случай с «Удивительным волшебником страны Оз» со всей очевидностью доказывает ценность публикации и чтения как оригинала Баума, так и версии Волкова. Каждая книга создала свою собственную маленькую вселенную подражаний и адаптаций, и каждая привлекала и дарила радость чтения поколениям детей по всему миру, формируя общий глобальный опыт. Более того, каждая переработанная и переосмысленная версия Оз доказывает, что история может успешно варьироваться, отражая меняющиеся идеалы личной и культурной идентичности и таким образом гарантируя, что сказка будет долго существовать в пересказах и переработках как у себя на родине, так и за рубежом.

Исследователь детской литературы Ксения Митрохина с оптимизмом предсказывает:

Сегодняшние дети вырастут, читая книги обоих авторов… так что мирное сосуществование двух версий страны Оз и двух наборов сиквелов станет восприниматься как само собой разумеющийся факт, вызывая особый интерес лишь у историков литературы (Mitrokhina 1996–1997, 187).

В наш век интернета маловероятно, что доступ к произведениям одного из двух авторов может быть ограничен. Теперь, когда существование книг Баума признано в России, к чему вводить ограничения? В конце концов, существование адаптаций, пересказов, продолжений и сиквелов изначально присуще жанру сказки и большей части детской литературы для младшего возраста. Вальтер Беньямин проницательно заметил:

Искусство рассказывать истории состоит в том, чтобы иметь возможность и в дальнейшем продолжать рассказ. <…> Если слушатель захвачен ритмом рассказа, тогда он слушает так, что дар пересказа передается ему сам собой. Так возникает эта сеть, в которой развивается дар рассказчика (Benjamin 2006, 367).

Как показывает история страны Оз Баума и Волшебной страны Волкова, возвращение в сказку в иное время и в ином месте создает ценный диалог между оригиналом и переработанной версией, который часто проливает новый свет на тенденции, значение и влияние обоих.

Скрытый смысл всех этих дискуссий, исторических и современных, о том, что следует читать детям, в большой степени заключается в весьма субъективном мнении, что одни книги «лучше» для детей, чем другие; но в каком смысле лучше? И до какой степени? Может быть, продуктивнее рассматривать детскую литературу в качестве огромного источника информации, креативности, воображения и фактов, в котором дети могут находить здоровую пищу, подобно тому, как они выбирают еду, пробуя то одно, то другое, пока не найдут то, что им нравится и что питает их ум, побуждает творить и развивает чувства? В конце концов, если детям не нравится книга, они не станут ее читать, какие бы списки им ни предлагали. Комментируя пагубную идею о том, что в оценке детских книг существует абсолютная ценность, Джек Зайпс возражает: