Страна поднимается

Вот новости оттуда, где проходит большая дорога: люди бана, которых француз согнал в Датбот, восстали, сожгли построенную по указке француза деревню и ушли в горы. Там они поставили новую деревню и бьются с французом, как и мы в Конгхоа… Весть с севера Тэйнгуена: солдаты дядюшки Хо взяли большую крепость Комполонг, пленных захвачено видимо-невидимо, а при них ружья — и малые, и большие… Новости с равнины, где живут кипи: француз так и не смог занять четыре большие области, что зовутся провинциями. Парод киней выковал там пропасть тесаков и топоров, собрал много риса, соли и разошлет по всей земле, где солдаты дядюшки Хо бьются с французом…

— Вот радость-то!

— Слышите, люди!..

— А во Вьетбаке что? Как там наш дядюшка Хо?

— Да, вот вам новости из Вьетбака: наши бойцы одержали большую победу, такой еще не бывало. Полностью освобождены три провинции, где раньше сидел француз, взята тысяча пленных, среди них два важных начальника — командиры полков…[20]

Нуп говорил, говорил, и все сильнее становилось охватившее его ощущение счастья. Выходит, мы посильнее француза будем. И не только здесь, в Конгхоа, а по всей стране одолеваем его: во Вьетбаке, в Датботе, в Комполонге, на равнине у киней…

Лишь поздней ночью погасили огонь в общинном доме. Нуп вернулся к себе и уже у самой лесенки вдруг услыхал голос матери.

— А почему Тхе не пришел вместе с тобой в Конгхоа? — спрашивала она. — Показался бы народу.

Нуп даже остановился от неожиданности. Потом ответил:

— Я отсоветовал ему приходить.

— Отчего?

— Мы не уверены еще до конца: послан ли он дядюшкой Хо? Только увиделись, разве тут разберешься? Пройдет день-другой, приглядимся, подумаем.

…Вся деревня обсуждала слова Нупа. Люди понимали: он прав. Но уж больно хотелось нм поскорее увидеть нового своего брата Тхе.

Ночью мать Пуна никак не могла уснуть. Не спалось и Нупу. Он лежал и думал: каково там приходится Тхе в лесу. В деревне Баланг только и есть хороших людей, что Кхыу да Са. А прочие давно уже держат сторону француза. Очень не хотелось Нупу оставлять Тхе в Баланге. Но не мог же он вот так, с маху привести чужака в Конгхоа.

С тех пор как люди Конгхоа, разрушив ограду французского поселения в Харо, ушли в свою деревню, француз то и дело искал, выслеживал их. Бывало, пригонит пятьсот солдат, а то и тысячу, с большими ружьями и самолетами. Всякий раз парии из Конгхоа поначалу отгоняли француза, подстрелив десяток-другой солдат, но потом все равно приходилось сжигать обжитую уже деревню и, спасаясь, уходить на повое место. Прежде они уходили довольно далеко от подножия горы Тьылэй, а теперь, напротив, все теснее прижимались к крутым склонам. В Конгхоа научились строго беречь тайну. Ловушки с шипами и кольями далеко распростерлись вокруг деревни — целый день можно идти, а им все не будет конца. Ловушки поставлены были на дне ручья и даже на деревьях. Лишь сами жители Конгхоа знали тайные входы и выходы. А ежели кто из чужих хотел пройти в деревню, его и раз, и два, и пять, и десять раз должен был самолично проверить Пун, убедиться: человек этот хороший, честный, хочет биться с французом, не выдаст секретов деревенской обороны и, как бы его ни мытарили, не приведет француза в Конгхоа. Лишь удостоверясь во всем этом, Нуп соглашался отвести его в деревню. А без Пупа идти — гиблое дело: как ни мудри, напорешься на отравленные шипы.

Вчера, когда разговор меж Нупом и Тхе подходил к концу, тот сказал Нупу:

— Давай я пойду с тобой в Конгхоа. Хочется глянуть на земляков, познакомиться с ними.

— Нет, — отвечал Пун, — лучше тебе не ходить со мной. Дорога плохая, тяжелая. Высокие скалы, отвесные кручи, полно тигров, слонов… Пиявки кусают так, что кровь бы-жит ручьем. Погоди, проложим добрую дорогу, тогда придешь повидаться с нами.

Тхе глянул в карие глаза Пупа и вспомнил: с утра, как началась их беседа, Нуп с ним говорил без утайки, но ни разу не обмолвился и словечком о том, где находится сейчас деревня, много ли в ней народу, сколько оружия. Он понял все и больше не настаивал…