Страна поднимается

Так и не уснув до полуночи, Пун поднялся и сел, опершись спиною о стену. Широко раскрытые глаза его глядели в темноту. В памяти снова и снова всплывало все, о чем говорил ему утром Тхе. Нуп вспомнил Кэма: когда тот уходил на равнину, сколько важных вещей, наверно, остались несказанными, пропали втуне. Если б все эти три с лишним года Кэм провел здесь, с ними, какую бы пользу принес он, дела в Конгхоа шли бы небось много лучше. Зато теперь в горы поднялся Тхе. Он, надо думать, откроет Нупу немало прежде ему неизвестного, лажного, научит, как сподручнее бить француза. Потом Нуп припомнил: лет пять назад, когда победила Революция, ходил он на праздник в Анкхе. В тот день он впервые понял: деревня их, Конгхоа, подобна малому ручью. Сколько таких ручьев но всей стране, и впадают они в одну большую реку. Правда, вот уж четвертый год ручей Конгхоа отъединен от всех. Но явился брат Тхе, и Нуп снова узнал: ручьи на родной земле — в Датботе, Комполонге, во Вьетбаке, на равнине у киней — текут дружно, неудержимо. И ручей Конгхоа обрел должное русло и потому, наверно, сегодня ночью пел громче обычного. И чудилось Нупу, будто ручей этот поет и у него в сердце…

Он встал, вышел за дверь и глянул на небо. Сперва он смотрел на госпожу звезду в той стороне, где был дядюшка Хо, потом поглядел в другую сторону — там над равниной, где жили кипи, собрались тучи и затмили большую часть звезд. Закапал редкий дождь. Услыхав за спиною шаги, он обернулся и увидал мать:

— Вы не спите еще, мама?

— Да нет… А Тхе-то, сынок, промокнет в лесу до нитки.

Оп и сам только что подумал об этом.

— Сходи-ка за ним, — продолжала мать. — Неужто не жаль тебе человека из племени кинь?

Глядя на нее, он покачал головой:

— Не время еще, мама… Завтра схожу в лес Баланг, поставлю для Тхе шалаш, будет ему кров на первое время.

* * *

Посреди леса Баланг в шалаше на сваях рядом с Тхе сидел Тун, а под боком у Нупа — Са. Много лет назад шел Нуп глянуть на француза в Анкхе и, перейдя вброд речку Датхоа, повстречал старика. Французская бомба сожгла все стариково добро, даже набедренную повязку, и он подвязал к животу кусок коры. Старец нес за спиною ребенка — отца его с матерью француз угнал на подневольные работы, от побоев оба занемогли тяжко и умерли… Да, верно, с тех пор миновало пятнадцать лет. Малец тот вырос, окреп. Стал череп, как уголь. Из-под косматых волос ярко блестели глаза. Стоило кому завести речь про француза, он рычал и ярился, как молодой леопард. Са, тезка младшего брата Нупа, сидевший сегодня в шалаше, и был тем самым давешним мальцом.

Он вырос в Баланге. Десяти лет от роду пошел с земляками гнуть спину на француза. Надсмотрщик бил его, он огрызался, потом убежал в горы. Когда ему стукнуло двенадцать, услыхал он: в деревне Конгхоа есть человек по имени Нуп, который бьется с французом; решил отыскать его, да только не ведал, куда идти. Спросил у Кхыу, самого лучшего из людей Баланга.

— Да, правда, — ответил тот, — брат Нуп из Конгхоа и впрямь здорово бьется с французом.

— А почему же, — снова спросил Са, — ты не уходишь к Нупу? Не бьешься с французом?

Кхыу — он в это время мыл голову маленькой своей дочери — сказал:

— На мне вон и старики — отец с матерью, и дочка. Это бремя держит меня как камень, привязанный к йогам. Нет, не уйти мне из деревни. Воевать вместе с Пупом — значит терпеть лишенья и беды. Дочке моей не под силу такое…

Когда объявился в лесу Тхе и установил связь с Кхыу, Са ходил вместе с Кхыу в лес встречаться с братом Партийцем, а потом и вовсе остался у Тхе в лесу, не захотел покидать его. В этом году Са исполнилось восемнадцать лет. И вот уж месяц, как он стал связным между Нупом и Тхе. Из всех людей Баланга лишь одному Са указал Нуп потаенную дорогу в Конгхоа. И Са не обмолвился о ней ни единой живой душе, даже Тхе. А брат Тхе так и остался в своем лесном шалаше. Если ему надо было встретиться с Нупом, Са тотчас отправлялся в Копгхоа… Как раз нынче утром Тхе попросил Са сходить за Нупом. Са обернулся очень быстро, привел Нупа, и вот они все трое сидят в шалаше. Са, открыв маленькую записную книжку, выводит в ней буквы и слова, которые Тхе показал ему прошлым вечером. Нуп, подперши рукой подбородок, следит за каждым движением его руки. Дождавшись, покуда дрожащие пальцы Са вывели на бумаге ровный кружок, Нуп спросил:

— Слушай, Са, давно ли браг Тхе взялся учить тебя? Вон ведь как пишешь!

Са, подняв голову, улыбнулся:

— Да уж пятый день пошел. Только я туго соображаю.

Тхе — он что-то ищет, наклонясь над своей холщовой сумкой, — говорит, не поворачивая головы:

— Нет-нет, он молодец, быстро все схватывает. Еще два месяца, и читать будет…

Пуп снопа глядит на Са. Он вспоминает собственную свою юность. И радуется за Са, чувствуя, как душу его переполняет теплота и нежность к обоим — Са и Тхе.

— Ничего, — говорит Тхе, — скоро и ты, Пун, выучишься грамоте.

— Стар я, — смеется Нуп, — мне этой премудрости не одолеть. Научиться бы хоть как следует бить француза.