Страна последних рыцарей

Три дня понадобилось нам, чтобы через перевалы и ущелья добраться на перекладных до Петровска. Дальше мы должны были ехать поездом, и я зарезервировал для нас отдельное купе. Кусум боялась подняться в поезд, так как никогда раньше не видела железную дорогу. А тетя Мури, которая еще в молодости пользовалась этим иностранным видом транспорта, вошла в поезд уверенно и с достоинством. Но когда локомотив набрал полную скорость и летел на поворотах как молния, ей тоже передался общий страх, и она потеряла свой важный и уверенный вид. К тому же всем трем женщинам стало плохо от непривычного движения, и на них невозможно было смотреть без жалости. Несмотря на все неудобства, они не хотели пропускать обязательный пятикратный намаз и были в замешательстве из-за того, что не знали, куда надо поворачиваться лицом, чтобы смотреть на Мекку. Когда они позвали меня на помощь, я стоял в проходе. Взглянув на маленький компас, висевший у меня на цепочке от часов, я показал им нужное направление, чтобы их испуганные лица могли уверенно повернуться на Восток.

И вот, наконец, наша поездка подошла к концу, и мы, живые и невредимые, прибыли в Кисловодск. В лазарете, где я спросил о ротмистре Алтае, мне сказали, что он живет в «Гранд-отеле» и уже пошел на поправку. Это известие было для женщин наградой за все мучения, перенесенные в дороге. В большом респектабельном отеле больного в данный момент тоже не было. Вероятно, он прогуливался по липовой аллее курортного парка. Между тем посетителей проводили в его номер. Как только я, опережая женщин, вошел в первую комнату (женщины шли медленно, в сопровождении служащего), с камина, со столика и с консолей на меня смотрели крупные фотографии улыбающихся, полураздетых красавиц ^{62}. Я убрал их, чтобы они не смущали своим видом Кусум и Мури. Затем меня спешно послали в парк на поиски Алтая.

Там во всем своем разнообразии кипела веселая курортная жизнь. Из многочисленных кафе звучала музыка и, конечно, в самом шикарном из них я нашел Алтая в приятном обществе двух прекрасных дам. Похудевший, но оживленный и сияющий, как всегда, он очень обрадовался моему появлению и засыпал вопросами: откуда я взялся? Как обстоят дела дома? И что делают мать и Кусум? «Я не один,— ответил я смущенно.— Твоя мать и твоя жена ждут тебя в отеле». Тут хорошее настроение Алтая как ветром сдуло, и когда он, заметно разочарованный, подошел к женщинам, я понял, что любовь и сострадание матери и жены на сей раз были не совсем уместны.

Но Алтай взял себя в руки и приветливо поздоровался с приезжими, которые были счастливы видеть его снова. Однако он высказал мнение, что «Гранд-отель» не совсем подходящее место для двух пристойных и знатных мусульманок, и быстро снял для них меблированный дом с удобствами. Сам он, разумеется, остался жить в гостинице, и только чай пил регулярно в кругу семьи. Что он делал в остальное время дня и ночи, мы не знали. Кусум много молилась, тихо и достойно смирившись со своим положением. Несколько раз я пытался объяснить ей постоянное отсутствие и невнимание Алтая его пошатнувшимся состоянием здоровья и [тем,] что для скорого выздоровления ему нужен покой. Поверила она моим словам или нет, осталось скрытым за ее покорным молчанием.

Для веселого Алтая не остались незамеченными мои стыдливые попытки как-то извиниться за него, и он сказал мне тоном человека с чистой совестью: «Ты сам виноват, сын мой, если ты себя неуютно чувствуешь. Зачем ты притащил их сюда? Сколько удовольствия ты мог бы получить здесь, если бы мы были одни. Ведь это именно то место, где можно хорошо провести время!»

Вскоре Алтай восстановил свое здоровье и отправился на фронт. Когда началась революция, он командовал — как при национальном кавказском правительстве, так и при Деникине — в качестве полковника бригадой в Астрахани, и, в конце концов, вновь вернулся на Родину.

Здесь за это время началась усиленная большевистская агитация, которую проводили Коркмасов ^{63} и, прежде всего, Буйнакский ^{64}. Буйнакский, друживший раньше с Алтаем, несомненно, был благородным человеком, которым руководила изначально национальная идея, осуществление которой он впоследствии ошибочно ожидал от большевиков, ослепленный их революционными лозунгами: и русский главнокомандующий велел его схватить и судить военным трибуналом. Из-за большого количества неоспоримых доказательств он был приговорен к смертной казни, и вместе с двумя другими офицерами Алтая, в конце концов, вынудили подписать приговор, вынесенный Буйнакскому, который был готов умереть за свою фанатичную веру, но не питал зла против друга, он даже попрощался с ним, прежде чем его увели.

Спустя год после казни Буйнакского большевики пришли к власти на Кавказе, и их первым желанием было отомстить за своего передового борца за революцию, в память о котором город Темир-Хан-Шура был переименован в Буйнакск. Теперь настала очередь Алтая и других подписавших смертный приговор быть арестованными, а впоследствии и казненными.