Птица пробудилась – от дремы, от размышлений – и полетела в зал, в котором высились огромные песочные часы, отсчитывающие дни жизни Скрюченного Человека. Нижняя их колба разбилась вдребезги, рассыпав черепа, которые служили здесь песчинками, и вместе с ними утратив свою силу. Даже если б стекло заменили, часы эти послужили бы лишь памятником тому, что было некогда. Это было место мертвых вещей.
По большей части.
Грач опустился на груду пожелтевших костей. Перед ним возвышалась стена, увитая плющом, листва которого была скорее красной, чем зеленой. Плющ не должен был расти здесь, внизу, без солнечного света, но он рос, подпитываемый тем призрачным сиянием, что освещало стены пещеры.
Ветви заколыхались и изогнулись, образуя из своих листьев лицо.
– Говори, – прошелестели они, и грач прокаркал свой доклад.
XLVII
DRAUMUR (древнескандинавск.)
Сон, сновидение
Лесник развел костер и теперь жарил на нем кролика. Церера отметила, что, когда он спустил тетиву, стрела попала в зверька в момент прыжка, так что тот был еще жив, когда оторвался от земли, и на землю упал уже мертвым. Лишь разок содрогнулся, а носик у него слегка дернулся, как будто кролик хотел в последний раз принюхаться к этому миру, прежде чем покинуть его навсегда. И хотя она здорово проголодалась, а от аромата жареного мяса у нее потекли слюнки, Церера ограничилась фруктами, а также хлебом и вареными яйцами, которыми они запаслись перед отъездом из деревни. Кролик страдал недолго, но его смерть тяготила ее, потому что в последние дни она слишком уж часто видела смерть.
Откуда-то из глубины леса доносилось повизгивание спаривающихся лис. Оно напоминало хныканье ребенка, и Церера вдруг вновь стала молодой матерью, растящей Фебу в одиночку – страстно желающей, буквально молящейся о том, чтобы младенец просто… прекратил… реветь! До чего же измученной была она в течение того первого года материнства, как трудно было ей установить связь с этим крошечным, заходящимся в крике существом, которое она родила! Бывали ночи, когда если б какой-нибудь совершенно незнакомый ей человек, благословенный или же про́клятый, материализовался бы у нее на пороге и предложил забрать ребенка, чтобы позволить его матери наконец отдохнуть, то Церера в мгновение ока согласилась бы. Она понимала, как арестанты в тюремных камерах, сутками лишенные сна, могут подписывать признательные показания и брать на себя вину за убийства, которых не совершали. Они поставили бы свое имя под любым признанием, вообще под любым, если б им только было позволено закрыть глаза.
Но что бы она сейчас отдала, только чтобы вновь услышать плач Фебы! А что бы
Иногда Церера боялась, что, даже просто вообразив такое – как отдает Фебу кому-то другому в обмен на возможность как следует выспаться, – она могла посеять семена того, что произошло потом: несчастного случая на дороге и потери своего ребенка, погрузившегося в бесконечный сон, как Спящая Красавица из сказки – на постели, увитой колючими побегами. Существует ли во Вселенной сила, которая слышит самые мрачные наши желания – только лишь для того, чтобы исполнить их с еще большей долей злобы? «Хочешь, чтобы твоя дочь молчала? Вот тебе твое молчание!» Разве это не еще одна мораль этой сказки? Будьте осторожны в своих желаниях и тщательно формулируйте их – подобно юристу, который составляет документ, не оставляющий лазеек, которыми кто-то может воспользоваться, где нет ни одного пункта, смысл которого можно оспорить или использовать против вас. Иными словами, остерегайтесь заключать сделки с фейри.
Хотя, естественно, такое применимо только к сказкам. Желание, какую бы форму оно ни принимало, не подразумевает никакого договора или контракта, и именно моменты сомнений и делают нас людьми. В том, что случилось с ней и Фебой, не было абсолютно ничего справедливого, но и несправедливого тоже не было. Возмущаться или отчаиваться тут без толку, это все равно ничего не изменит. Прошлое не заключает нас в тюрьму. Мы можем сами предложить себя в качестве его узников, но точно так же свободны в любой момент открыть дверь камеры и выйти на волю. Даже если дверь заперта, ключ находится где-то рядом, потому что мы всегда носим его с собой. Вопрос лишь в том, чтобы сунуть руку в нужный карман.
– У тебя такой вид, будто ты в каком-то другом мире, – заметил Лесник, разрушая чары, навеянные воспоминаниями.
– Полагаете, это смешно? – Прозвучало это более отрывисто, чем предполагалось. – Простите, – добавила Церера, – но я ведь и вправду в другом мире, разве не так? И…
Она примолкла.
– Продолжай.