– Что такое? – спросила Церера. – Чем тут пахнет?
– Благовониями или чем-то в этом роде.
– Меня это не удивляет.
Церера принялась изучать полки, уставленные банками с травами и всякими специями, тертой корой, маслами и смолами, и глубоко вдохнула, втягивая в нос смешавшиеся между собой ароматы. Пахло в основном какими-то лекарственными травами. Некоторые ингредиенты ей удалось определить на глаз, поскольку такие же достались ей в наследство от матери: сухой чеснок, эхинацею, пижму, молокан; зверобой, используемый при кожных заболеваниях и пустырник при менструальных спазмах, остролист для лечения колик… Неудивительно, что Лесник привел ее в дом госпожи Блайт. Увы, но самой женщины нигде не было видно, однако та оставила свою записную книжку, страницы которой были заполнены рисунками растений, цветов и кореньев, а также перечнями всяких ингредиентов. Лежала та рядом с миской, полной подгнивших чернильных грибов, баночкой толченой гвоздики и кувшином с водой – выделившийся из грибов сок был готов к смешиванию с водой и гвоздикой, чтобы превратиться в чернила для пера госпожи Блайт, которое лежало вдоль корешка раскрытой записной книжки.
В маленьком женском зеркальце с довольно мутной поверхностью Церера впервые увидела себя после ручья. Ее первой мыслью было: до чего же странно для взрослой женщины смотреть на себя совсем юную таким вот образом и в такой момент – хотя, пожалуй, не более странно, чем для оставшегося внутри нее ребенка наблюдать, как он год за годом становится все старше.
Теперь Лесник стоял у пустой колыбели, прижимая к носу одно из одеял. Когда он опустил его обратно, лицо у него было еще более встревоженным, чем раньше.
– Переночуем здесь, – сказал он. – Я сомневаюсь, чтобы госпожа Блайт отказала бы нам в месте в своей конюшне, но она наверняка не станет ворчать, если мы устроимся в тепле ее хижины, пока она и ее родня отсутствуют.
– А не стоит их поискать?
– Если они ушли пешком, в темноте их будет трудно выследить.
– Вы ведь думаете, что с ними что-то случилось?
Лесник направился к двери.
– Цыплята не кормлены, – ответил он, – а корова мычит, потому что ее не подоили. Госпожа Блайт не оставила бы своих животных страдать или голодать. Надо позаботиться о них. Ты когда-нибудь доила корову?
Церера покачала головой. Она никогда даже не гладила корову, не говоря уже о том, чтобы доить ее, и надеялась прожить всю свою жизнь, так и не научившись этому.
– Тогда можешь насыпать корму домашней птице и проверить, как там свиньи. А я пойду поставлю кобылу в стойло, накормлю и напою пони, а после этого мы вместе займемся коровой. Я не хочу оставлять тебя одну, пока мы не выясним, что тут произошло.
Церера последовала за ним во двор и посмотрела, как Лесник ведет кобылу в конюшню. Не дожидаясь, пока он убедится, что та удобно устроена, а у обеих лошадей есть еда и вода, Церера подошла к загону для кур. На крючке, прибитом к одному из столбов, висело прикрытое крышкой ведро с овощными очистками, яблочными огрызками и прочими остатками с кухни, смешанными с кукурузой и овсом. Она высыпала половину его содержимого в загон, и куры во главе с петухом жадно набросились на корм. После своего опыта общения с крысами Церера почти ожидала, что какая-нибудь из птиц вежливо поблагодарит ее, но разговорные навыки кур оказались не столь развитыми, как у грызунов.
Потом она направилась к загону для свиней, обнесенному крепким деревянным забором. Два животных внутри не обратили на нее ровно никакого внимания, поскольку вовсю набивали животы. И тут Церера увидела, чем они лакомятся, – и невольно завизжала.
XXIII
BANHUS (староангл.)
«Дом из костей»: грудная клетка, тело
Лесник держал в своих объятиях Цереру, которая спрятала лицо у него на груди. Она уже перестала визжать, но вся тряслась и едва сдерживала тошноту. Единственное, что уберегло ее от окончательного конфуза, – это отсутствие аппетита: в течение дня она почти ничего не пила и не ела, кроме целебного настоя и пригоршни орехов из запасов Лесника.
Наконец Церера обрела дар речи.
– Это… это они? – прошептала она.
– Не могу сказать, – ответил Лесник. – Я хочу, чтобы ты зашла в хижину и заперла за собой дверь. И больше не открывай ее, пока не услышишь мой голос. Ты поняла?
Но она вцепилась в него еще крепче. Церера не хотела ни отпускать его, ни отрывать лицо от его одежды. Если б она это сделала, ей наверняка опять попались бы на глаза тела в жидкой грязи.
– А вы что будете делать?
– Надо вытащить их оттуда.
Лесник отстранил ее от себя, повернув так, чтобы она смотрела в сторону от загона для свиней, а вход в хижину оказался прямо перед ней.
– Разведи огонь, – велел он. – Сегодня ночью будет холодно, и мы будем только рады оказаться в тепле.