Страна потерянных вещей. Книга 2

Поднявшееся на следующий день солнце принесло скудное тепло. Рука у Цереры была скорее просто чувствительной, чем причиняла ей сильную боль в течение ночи, и поэтому она проснулась более отдохнувшей, но кожа оставалась вздутой, а чувство скованности в шее и спине так и не прошло. Лесник, который спал возле очага и поддерживал в нем огонь, чтобы сохранить тепло, выразил сдержанное удовлетворение делом своих рук и приготовил свежую примочку, чтобы перевязать рану. Однако Церера попросила его подождать, пока у нее не будет возможности помыться, поэтому он наполнил железное корыто водой, поставил его на огонь нагреваться и, когда от него пошел пар, опустил его на пол, прежде чем оставить ее приводить себя в порядок.

Церера отыскала тряпку, которую можно было использовать вместо мочалки, грубое полотенце, чтобы потом вытереться, и кусок того, что, по ее предположению, было самодельным мылом – животным жиром, смешанным со щелоком. В воду она добавила мяту, лаванду и немного розмарина из запасов госпожи Блайт. А потом встала коленями на полотенце и вымыла лицо, волосы и торс, прежде чем встать собственно в корыто, чтобы позаботиться об остальном своем теле, пусть даже оно больше и не принадлежало ей или же не было таким, как раньше, – точно так же, как Церера больше не была целиком и полностью в своем уме. Она явственно ощущала, как меняется внутри, возвращаясь к более юной Церере, как будто ее физические изменения отражались и ментально. Ее удивляло то, насколько близко к поверхности оставались переживания юности и как быстро они всплыли обратно – неловкость и замешательство, внезапные всплески эмоций, похожие на беспричинные вспышки фейерверка, и ощущение, будто ее собственное тело настолько взбунтовалось против нее, что она совершенно не способна его контролировать. Появились припухлости там, где когда-то все было ровным; волосы там, где некогда все было гладким; даже кровь и боль – и не оставляло воспоминание о том унижении, которое пришло вместе с ними, потому что фертильность всегда врывается в твою жизнь без твоего ведома. Неудивительно, что в подростковые годы ее на какое-то время увлекли страшные истории, причем чем страшней, тем лучше. Когда в неожиданных местах вырастают волосы, а твое собственное тело стремится к мутации – иногда кровавой, – то почему бы не почитать истории про вампиров, оборотней и монстров: про существ, способных к преображению и метаморфозам? В конце концов, ты с ними одного роду-племени.

Так что Церера была только рада оставить те годы позади – и страшные истории тоже, – редко оглядываясь на них с чувством хоть какой-либо теплоты. Теперь, вновь вернувшись к пубертатному периоду, она вспомнила не только о его трудностях, но и о его лучших сторонах: чистоте и неистовстве тех чувств, их бескомпромиссности, силе возникавших из них дружеских отношений; или об удовольствии обладать телом, которое не омрачено взрослой жизнью: без воспаленных суставов, без нежелательных жировых отложений и – о милость из милостей! – без плоскостопия или повреждений тазового дна в результате родов. Даже поступь ее стала более легкой – неудивительно, подумалось ей, ведь и весила она теперь значительно меньше, чем раньше.

Но тогда как тело Цереры обновилось, вновь неизведанное, ее разум сохранил отголоски злосчастий взрослой жизни: предательство любовников, и не в последнюю очередь отца Фебы – этого инфантильного, никчемного человека; горе после кончины отца, вид его гроба, опускаемого в землю, и стук комьев земли о его крышку; необходимость наблюдать за тем, как ее мать с возрастом все больше слабеет, и страх перед тем, что неизбежно ждет впереди – еще одни похороны и еще одна могила; и Феба – ее сущность, извлеченная из тела и перенесенная куда-то вне досягаемости для всех. Это было бремя зрелости, и оно сделало Цереру той, кем она являлась сейчас. Следовало быть очень осторожной, чтобы не позволить Церере-подростку вычеркнуть их из памяти, даже временно, и тем самым позволить властвовать ее более молодому «я». У нее было то, о чем некоторые могли бы только мечтать – старая голова на молодых плечах, мудрость и опыт зрелости в сочетании с силой и жизнелюбием юности, – но только вот сочетание это не было устойчивым. Напряжение между этими двумя сторонами было слишком уж велико. Та или другая в итоге должна была победить, и борьба между ними становилась уже утомительной.