Страна потерянных вещей. Книга 2

Церера знала, что Дэвид тоже некогда прошел этой дорогой – сначала один, а затем со странствующим рыцарем Роландом. Когда день уже клонился к вечеру, она получила этому дополнительное подтверждение, заметив в поле брошенный танк. Дэвид в своей книге описывал, как нашел танк времен Первой мировой войны, но этот был более современным и помечен написанной на башне буквой «Z», обозначающей его как российскую бронетехнику. Церере потребовалось всего несколько секунд, чтобы догадаться почему: Первая и Вторая мировые войны были событиями, близкими Дэвиду, – одна завершилась менее чем за десять лет до его рождения, а на другую пришлась часть его детства. В ее же собственных глаза война выглядела совсем по-другому.

– Кое-что еще из моего мира, – сообщила она Леснику. – Не хотите взглянуть поближе?

– Нет, – отозвался тот. – Как раз наоборот.

Из-за деревьев поднялась какая-то птица и описала круг – только для того, чтобы вновь опуститься в пределах их видимости. Церера почти ожидала увидеть одноглазого грача, но вместо этого на ветке бука сидела сова с мальчишеской головой. Опять-таки благодаря «Книге потерянных вещей» Церера знала, что эти леса некогда были вотчиной Охотницы, которая создавала для себя новую добычу, соединяя тела детей и животных – но только лишь для того, чтобы быть убитой своими созданиями после вмешательства Дэвида. Либо этот гибрид был очень стар, либо выжившие в экспериментах Охотницы произвели потомство.

Мальчик-сова покинул свой насест и скользнул к Церере, после чего выхватил поводья у нее из рук – явно пытаясь увести ее пони с дороги. Церера дернула их назад, и после короткой борьбы, напоминающей перетягивание каната, мальчик с совиным телом сдался и вернулся на прежнее место, чтобы жалобно ухнуть на нее.

– Он хочет, чтобы мы пошли с ним, – сказала Церера Леснику. Ее лошадка теперь стояла задними копытами на дороге, а передними на опушке – с таким безучастным видом, какой только может быть у сбитого с толку пони.

Лесник не спешил соглашаться с ней.

– Женщина, которая охотилась здесь, может, и мертва, – ответил он, – но память о ее зле жива – и, боюсь, нечто большее, чем память.

– Вы считаете, что ее дух по-прежнему обитает здесь?

– Какая-то гадость точно обитает. Я бы предпочел держаться дороги, а ты не ходи туда, куда не хожу я.

Церера подумала, что, по крайней мере, насчет некой гадости он наверняка прав. Стволы и ветви деревьев в этой части леса были такими темными, что казались почти черными, словно лес здесь был выжжен огнем, а их листья были густо-зеленого цвета с красноватым оттенком. Церере сразу припомнился плющ, который начал завладевать ее собственным коттеджем – а тот, в свою очередь, напомнил ей о лице из плюща на чердаке бывшего дома Дэвида. Это предупредило ее – как будто это лишний раз требовалось, – что здесь действовали совсем другие силы, которым вполне могло захотеться разлучить ее с ее опекуном.

Но Церера также ощутила и новый прилив раздражения по отношению к Леснику. «Не ходи туда, куда не хожу я… Чё, правда?» И опять-таки: вел бы он себя настолько же покровительственно, столь же чрезмерно опекал бы ее, будь она мальчиком? Да, молодая женщина уязвима совсем не в тех смыслах, что и молодой человек, но Церера давно уже отказалась позволять этому принципу диктовать, как ей жить. Эдак дальше он посоветует ей ездить в дамском седле или следить за тем, чтобы она не обнажала ногу выше лодыжки в мужской компании.

Мальчик-сова был теперь уже не один, поскольку из своих укрытий появились и другие подобные существа: девочки с кроличьими головами и мальчик с волчьим телом; медведь с лицом старика, а рядом с ним женщина-барсук, волосы у которой были того же черно-белого цвета, что и мех; а еще тело рыси, увенчанное головой юной девушки примерно возраста Цереры, с изуродованными когтями щеками – память о какой-то старой битве. Все давно потеряли дар человеческой речи, если вообще когда-либо им обладали, но человек-медведь поднял одну из своих огромных лап и поманил Цереру к себе, ясно давая понять, что он имеет в виду: «Иди сюда». Ни одно из этих чудищ не показалось ей враждебно настроенным – вид у всех у них был лишь печальным.

– Я не думаю, что они хотят причинить нам какой-то вред, – сказала она.

– Это не то, что меня тревожит.

– А вдруг им нужна наша помощь? Вы же сами говорили мне: бездействие перед лицом чужого горя ставит нас на одну доску с теми, кто его причиняет. Если мы повернемся к ним спиной, то как сможем называться добрыми людьми?

– Но как нам соотнести наш долг перед другими с риском для самих себя?

– А наверное, и не надо ничего соотносить, – ответила Церера, немного поразмыслив.

– И все же иногда это следует делать. Здесь нет простого ответа – а может, даже и правильного. Однако ты права: если мы можем помочь, то должны это сделать.