Страна премудрых пескарей. Очерки истории эпохи

Система среднего и высшего образования в нашей стране проистекала из концепций, сложившихся ещё в XIX веке. Тем не менее именно при Сталине она стала массовой, охватывая всех, кто был способен усвоить знания и методы, преподаваемые на высшем концептуальном уровне.

Сейчас охват формально вырос. Стать студентом может фактически любой желающий, независимо от способностей (об их отсутствии особо заботится введенная недавно технология единого государственного экзамена, чьи вопросы в лучшем случае лишены серьёзного содержания). Обсуждается даже идея уничтожения значительной части высшей школы и перенаправления потока молодёжи в средние специальные учебные заведения. У парикмахеров и визажистов – своя Alma Mater, у кудесников и имиджмейкеров – бери выше, подороже. Но как целостная система – высшее образование – кузница кадров и источник инноваций, созданная опять же при Сталине, подменена посредственными приземленными стандартами Болонской системы. Десталинизация торжествует. «Люди с песьими головами» в природе не существуют, но пригодились бы… Профессиональное и мировоззренческое образование, созданное еще на протяжении прошлого века в нашей стране, сходит на нет.

Особенно тщательно «десталинизируется» наука. Самые способные наши учёные всеми правдами и неправдами вытесняются за рубеж. Правда, это также объявлено достоинством: при Сталине-то был железный занавес, и научная командировка стала редкостью. Но опустили этот занавес извне! До Великой Отечественной войны во всех развитых странах стажировались многие тысячи советских инженеров и учёных. И – за редчайшими исключениями вроде Георгия Антоновича Гамова – возвращались на родину, дабы отдать ей знания и навыки, освоенные в лучших промышленных и исследовательских центрах. Чего в последние пару десятилетий не наблюдается.

В сталинские времена учёные были настоящей элитой общества. Это выражалось и во всеобщем уважении, и в справедливом не было простора, возможности кормиться из казны.

Да, учёные в значительной мере разделили несчастья всей страны – прежде всего в эпоху Большого Террора. Так, арест Льва Давидовича Ландау за написание антисталинской листовки, по тем временам казавшийся нормой, нынче выглядит трагической ошибкой. А уж смертный приговор Матвею Петровичу Бронштейну несомненно лишил страну и весь мир ещё одного физика, сравнимого с Ландау. Но даже смертный приговор великому биологу Николаю Ивановичу Вавилову (его заменили длительным заключением, но в 1942-м Вавилов умер в тюрьме) не помешал его брату Сергею – выдающемуся физику – стать в 1945-м президентом Академии наук (в 1951-м он умер на этом посту).

Кстати, Вавилова зачастую противопоставляют его же собственному протеже Трофиму Денисовичу Лысенко. Между тем в момент их научной дискуссии эмпирические методы селекции, практикуемые Лысенко и его учениками, ещё далеко не исчерпали свой потенциал (следуя этим методам, ученики Лысенко даже в 1960-е годы успешно выводили всё новые сорта пшеницы, оптимально приспособленные к отечественным климатическим и технологическим особенностям). Недаром Никита Сергеевич Хрущёв, затеявший кампанию десталинизации, Лысенко не тронул. Только когда генетическая теория, отстаиваемая не только Вавиловым, но и множеством других учёных всего мира (в том числе и советских), стала давать сопоставимые результаты, государственные средства, выделяемые биологам, были переброшены на новое направление исследований. Считать же Лысенко непосредственным виновником ареста Вавилова (а тем более доносчиком) вряд ли возможно: в те времена политические обвинения были неотъемлемым компонентом любой научной дискуссии. Это, конечно, говорит не в пользу тогдашних нравов научной полемики, но все-таки во главе угла стояли вполне прагматические соображения, а не идеологические фобии. Совсем неспроста, думаем, схоластические нападки «материалистов» от марксизма против основ новейшей квантовой механики оказались отметены, лишь только Курчатов и опекаемые им физики-светлые головы жестко дали понять: формулы квантовой механики лежат в основе понимания реакций в атомном ядре. То есть дают просвет для практических расчетов создания Большой Бомбы.

Этот пример, помимо прочего, доказывает: фундаментальную науку в СССР ценили не меньше прикладных исследований – ибо понимали, что все приложения должны опираться именно на мощный фундамент теоретического знания. В частности, даже в разгар так называемых гонений на молекулярную генетику исследования по ней у нас продолжались. Её достижения были точками опоры: например, в радиобиологии.