Тут сказалось и германское воинское искусство: глубокие манёвры групп армий ставили перед высшим командованием задачи куда сложнее, чем перед рядовыми бойцами. Но главная причина – болезнь роста вооружённых сил.
За четыре года до начала войны наша армия выросла впятеро командирами полков на передовой фронта (да и флот заметно подрос). Военно-учебные заведения готовили в основном низшее звено – лейтенантов. Прочие командные вакансии заполнялись повышением по службе всех, кто не проявил явной профессиональной непригодности.
Между тем каждая управленческая ступень требует новой системы мышления. Рота – строго по приказу – стоит насмерть или бьёт в заданную точку. Батальонный командир подбрасывает резервы атакованной роте или выбирает место ответного удара. Полковой – отслеживает обходы своих позиций с флангов или выискивает пути маневра. И так далее. Вдобавок на каждом новом уровне командир получает средства усиления, недоступные этажом ниже. Скажем, артиллерия так и делится: на ротную, батальонную, полковую, дивизионную, корпусную, РГК (резерв главного командования)… Всем инструментам – от взвода до армии, от ранцевого огнемёта до авиации дальнего действия – надо ставить взаимосогласованные задачи, выбирая каждому оптимальные места и способы приложения.
Должностной рост сопровождался дополнительным обучением. Средний уровень образования командиров к 1941-му году заметно вырос по сравнению с 1937-м. Но нужно немалое время для полного вживания в новую логику размышлений и новый выбор объектов приложения мысли. А главное – без опыта хотя бы манёвров (не говоря уж о реальных боевых действиях), мышление остаётся отвлеченным, не учитывает в полной мере окружающую действительность.
В мирное время офицера повышают в звании через несколько лет службы, давая время освоиться с новыми задачами и способами их решения. Теперь же сотни тысяч командиров перескочили через ступень, а то и две, за пару лет. Понятно, их мышление оставалась в плену шаблонов и приёмов, усвоенных ранее.
За первые полгода войны наши командиры усвоили тактические приёмы остановки немецких глубоких прорывов и вытеснения немцев со статических позиций. Добить окружённых немцев впервые удалось к концу 1942-го года под Сталинградом. А уже в 1944-м планирование ударов шло по всему фронту от моря до моря: советское командование изучило тонкости мышления на высшем стратегическом уровне.
Экономические битвы не столь явно кровопролитны. Но тоже идут на самых разных уровнях – от тактики размещения дополнительной кассы в магазине до стратегии выбора принципиально новых направлений развития целых отраслей, а то и общих рынков десятков стран. Понятно, на каждом уровне нужны свои типовые подходы, свои навыки мышления.
Хороший менеджер, как правило, здраво оценивает масштаб, в котором может эффективно работать. И зачастую, доведя фирму или подразделение до предела своей компетентности, переходит на новое место, уступая своё кресло специалисту большего размаха. Даже если дело – его собственное.
Стив Джобс ушёл из основанной им Apple, когда размах и разнообразие проектов превысили его управленческие возможности. Когда рыночная доля фирмы вновь сократилась до посильного ему предела, он вернулся – и первым делом свёл число моделей до 4–6 вместо прежних десятков. А ключевое направление работы теперь одно – дизайн ради комфорта. Зато на этом пути Джобсу, похоже, не было равных: никто из наших знакомых, опробовавших «яблочную» продукцию, не хочет переключаться на иную. Сооснователь Apple Стефен Возняк не вернулся до сих пор: нашёл себя в затеях попроще. Вот достойная позиция ответственного руководителя!
Памятниковая рокировка
Когда мы уже заканчивали работу над этой книгой, на общественное обсуждение москвичей вынесли три предполагаемых места установки в столице памятника крестителю Руси князю Владимиру. По счастью, властям хватило ума и совести не втыкать его на место, желанное для скульптора: Воробьёвы горы[4]
освящены выдающимся образцом отечественной науки и техники[5], по сей день готовящим новых учёных мирового уровня. Причём все творцы всех зданий МГУ и почти все его преподаватели с момента основания и по сей день – независимо от происхождения и конфессиональной принадлежности – не меньшие представители русской культуры, чем сам Владимир.