Страна Рождества

Он порылся в одном кармане, потом в другом, потом приподнял свою широкую плоскую корму и обнаружил записную книжку в заднем кармане. Раскрыв ее, он уставился на страницу с выражением полного недоумения, как будто ему предложили написать эссе в пятьсот слов об импрессионистской живописи.

Именно этот бессмысленный взгляд больше, чем что-либо другое, дал Вик понять, что это не Тот Парень. Он только занимал чужое место. Человека, который будет иметь значение — который будет заниматься поисками ее сына, координировать ресурсы и собирать информацию, — здесь еще не было.

Тем не менее она ответила на его вопросы. Начал он правильно, с Уэйна: возраст, рост, вес, во что был одет, есть ли у нее последнее фото. В какой-то миг Читра ушла, а затем вернулась со слишком большим балахоном, на котором спереди было написано: ПОЛИЦИЯ ШТАТА НЬЮ-ГЕМПШИР. Вик натянула его на себя. Он доходил ей до колен.

— Отец? — спросил уродливый человек, которого звали Долтри.

— Живет в Колорадо.

— Разведены?

— Никогда не состояли в браке.

— Как он относится к тому, что ребенок под вашей опекой?

— Он не под моей опекой. Уэйн просто… у нас нет разногласий касательно сына. Это не проблема.

— У вас есть номер, по которому мы можем с ним связаться?

— Да, но прямо сейчас он в самолете. Приезжал на Четвертое. Сегодня вечером отправился обратно.

— Вы в этом уверены? Откуда вы знаете, что он сел на самолет?

— Я уверена, что он не имеет к этому никакого отношения, если это то, о чем вы спрашиваете. Мы не боремся за нашего сына. Мой бывший — самый безобидный и добродушный человек, которого вы только встречали.

— Ну, я не знаю. Я встречал кое-каких довольно спокойных ребят. Знаю парня из Мэна, который занимается групповой терапией на основе буддизма, учит людей, как управлять своим нравом и привычками с помощью трансцендентальной медитации. Этот парень потерял самообладание единственный раз в жизни, в тот день, когда его жена преподнесла ему запретительное распоряжение. Сначала он потерял свой дзен, а потом потерял две пули — отправил их ей в затылок. Но эта буддийская групповая терапия, которой он занимается, очень популярна в его тюремном корпусе в Шоушенке. Там много парней, не умеющих совладать с гневом.

— Лу не имеет к этому никакого отношения. Говорю вам, я знаю, кто забрал моего сына.

— Хорошо-хорошо. Я должен был об этом спросить. Расскажите мне о типе, который обработал вам спину. Подождите. Сначала расскажите мне о его машине.

Она рассказала.

Долтри покачал головой и издал звук, который мог бы быть смехом, если бы выражал какое-нибудь веселье. Он же в основном выражал недоверие.

— Ваш тип не очень-то умен. Если он на дороге, даю ему меньше получаса.

— До чего?

— До того, как он будет лежать мордой в грязи, а какой-нибудь коп наступит ему на шею. Никто не похищает детей на старинных автомобилях. Это примерно так же умно, как ездить на грузовике с мороженым. Вроде как бросается в глаза. Люди-то смотрят. Антикварный «Роллс-Ройс» каждый заметит.

— Он не будет бросаться в глаза.

— Что вы имеете в виду? — спросил он.

Она не знала, что она имеет в виду, так что ничего не сказала.

— И вы опознали одного из нападавших, — сказал Долтри. — Это как будто был… Чарльз… Мэнкс. — Он смотрел на то, что нацарапал в своем блокноте. — Откуда вы его знаете?

— Он похитил меня, когда мне было семнадцать. И удерживал два дня.

После этого в комнате установилась тишина.

— Проверьте, — сказала она. — Это есть в его досье. Чарльз Талант Мэнкс. И ему очень хорошо удается оставаться не пойманным. Мне надо бы снять эти мокрые шорты и надеть какой-нибудь свитер. Я хотела бы сделать это в своей спальне, если вы не возражаете. Мне кажется, на сегодня мамочка достаточно поблистала голышом.

* * *

Вик держала в памяти свой последний беглый взгляд на Уэйна, запертого в заднем отсеке «Роллс-Ройса». Она видела, как он резко махал рукой в воздухе — уходи, скройся, — почти как если бы сердился на нее. Он уже тогда выглядел бледным, как труп.

Она видела Уэйна проблесками, и по ней словно снова ударял молоток, охаживая теперь ее грудь, а не спину. Вот он сидит голый в песочнице, за их домом в Денвере, пухлый трехлетка с копной черных волос, пластиковой лопаткой закапывая пластиковый телефон. Вот он пришел на Рождество в реабилитационный центр, сидит на потрескавшейся и волнистой пластиковой поверхности кушетки, теребя упакованный подарок, потом срывая упаковку, чтобы обнаружить белую коробочку с айфоном. Вот он выходит на причал с ящиком для инструментов, который для него слишком тяжел.

Бах, каждое видение ударяло ее, и у нее снова сжимались отбитые внутренности. Бах, вот он младенец, голышом спящий на ее обнаженной груди. Бах, вот он, с руками по локти в смазке, стоит на коленях в гравии рядом с ней, помогая ей надеть цепь мотоцикла на звездочки. Иногда боль была такой сильной, такой чистой, что все в комнате темнело по краям ее видения, и она обмирала.

В какой-то миг ей потребовалось двигаться, она больше не могла оставаться на диване.