Страна счастливых (сборник)

Нет, он никогда не поймет этого. Эпохи имеют различные цели, и то, что когда-то называлось смыслом, ныне имеет название общественной обязанности.

Не с одной работе смысл…

Павлу показалась скучной и бесцветной эпоха Молибдена.

Зависть к людям, построившим социализм, сменялась чувством жалости. Да, он жалел сейчас людей, у которых почти вся жизнь уходила на заботы о еде, одежде и жилище. В памяти его, по странной ассоциации, встали страницы старинного романа, в котором герой считал, что жизнь в социалистическом обществе будет безрадостной и серой.

Слепое бешенство охватило Павла. Ему захотелось вытащить этого дикаря из гроба эпохи, потрясти за воротник и, осыпая пинками, спросить:

— Вонючее животное! Мразь и слякоть! Что ты там бормотал о безрадостной жизни нашего времени?! Вонючий осел, протащивший свою жизнь по грязным лужам, о чем пророчествовал ты?! Ты был похож на корыстную свинью, которая считала, что человек, отвергающий гнусное пойло из барды, должен быть глубоко несчастным созданьем.

Он вошел в пустынный зал и, размахивая руками, вскричал:

— Ты думаешь, я боюсь ее?!

Но ледяной холод пронизывал его тело и клубком подкатывался к горлу. Хриплое дыханье вырвалось из груди. Павел обмяк и словно кому-то жаловался:

— Я боюсь ее несравненно больше, чем боялся ты… В сущности, тебе все равно. Она прекращала лишь твое существование. У меня же она прекращает жизнь. Ты не знал, что такое жизнь; ты даже в самых смелых своих фантазиях не мог представить творческого роскошества жизни.

— Я не хочу умирать! — закричал Павел, и голос его прокатился воплем.

Он прижался к дверям и, бледный как стена, смотрел безумными блуждающими глазами по сторонам. Он не заметил, как к нему подошел Бойко, и не почувствовал, как рука профессора опустилась ему на плечо.

— Он умер? — спросил Бойко.

Дрожа и лязгая зубами, Павел непонимающе смотрел на профессора. Тогда Бойко взял руку Павла и сказал:

— Иди за мной!

Павел покорно побрел за профессором.

* * *

Они сидели в мягких креслах, и солнечные туманы обтекали их призрачной золотистой пылью.

Лязгая зубами о края стакана, Павел выпил сиреневую жидкость и, закрыв глаза, опустил голову на грудь.

Бойко барабанил пальцами по столу, исподлобья наблюдая за Павлом. Потом, взглянув на широкое окно, в которое вливалось солнце, Бойко нерешительно кашлянул:

— Н-да… Так-то вот…

— Я искал тебя! — пробормотал Павел.

— Да? Ну, вот, видишь… Я чувствовал, что я кому-то нужен… Ну, вот…

Бойко поднялся и сделал несколько шагов по кабинету.

— Собственно говоря, безграничный страх смерти — удел всех смертных. Под впечатлением смерти твоего отца ты почувствовал его острее. Немалое значение оказала на твою острую восприимчивость твоя болезнь. Словом, я не должен был отпускать тебя.

— Оставим это… Я видел смерть, которая должна была бы примирить меня с ней. Я слышал слова, которые, точно кислоты, разъедали страх перед смертью. Но разве я примирился со смертью?… Я сейчас спокоен, но, кажется, я вскоре утеряю вкус к жизни… Да, да, не смейся, пожалуйста.

— Смерть, дорогой мой, соль нашей жизни. Без нее жизнь была бы пресной и безвкусной.

— О, — возмущенно вскричал Павел, — какая чепуха!

Бойко покачал головой.

— Ты оттого и любишь жизнь, что она не вечна. Оттого жизнь и прекрасна, что рано или поздно — она оставит тебя. Самое благоразумное — это не думать о смерти.

— Тебе не кажется, что ты говоришь пошлости?

Бойко взглянул иронически на Павла:

— Ну, и что же?…

— Ничего…

— Ты прав, конечно, пустые человеческие слова никогда не объяснят нам ничего. Смерть есть смерть. Необходимое, для всех видов биологическое явление. Вот смысл всяческой философии по этому вопросу. Отвращения и страха перед смертью мы никогда не поборем в себе, но сейчас я хочу сказать о другом. Если когда-нибудь страх перед смертью бросит тебя снова в дрожь, ты направишься к медику и попросишь его осмотреть тебя. Ты болен сейчас, — это для меня ясно. Твой панический ужас перед смертью объясняется нервным состоянием. Запомни, Павел, что дети и здоровые люди никогда не считают серьезной эту мысль. Они весьма скептически относятся к смерти. Ты это знаешь, конечно?

Павел кивнул головой.

— К чему трагедии? — пожал Бойко плечами, — вспомни, как раньше просто смотрели на смерть!

— Раньше люди кончали самоубийством, — возразил Павел, — и я думаю, что в старину люди не ценили жизни. Ведь она же была так бесцветна и неприглядна!

— Напрасно ты думаешь, — сказал Бойко, — что в старину жизнь была бесцветной. Она не была так благоустроена, эти несомненно. Однако, люди не находили поводов жаловаться на нее. Суровая и бедная жизнь старого времени была наполнена большим смыслом борьбы, и это ты знаешь сам прекрасно. Разве ты не завидовал им?

— Я переносил себя в тот мир…

— Ты преклонялся перед ними!

— Нет, это было лишь простое уважение к тем людям.

— И это не помешало тебе кричать в операционной о свинстве старых людей.

— Разве я кричал?