Страна счастливых (сборник)

Павел насторожился. Пустая комната Молибдена говорила ему о том, что этот человек носит весь мир внутри себя, оберегая его от посторонних наблюдений. Скрытность и замкнутость этого человека как нельзя лучше подчеркивала исключительно скромная обстановка, но в то же время она свидетельствовала об отреченности, о пуританизме, о высокой преданности тому, что было смыслом его жизни.

Они сели.

Павел спросил о здоровье Молибдена.

Молибден разгладил бороду, развалился в кресле и довольно крякнул:

— Да отчего бы хворать мне? Пища хорошая… Пью да ем, а поесть люблю, грешным делом, ну… сплю еще… Работой себя не очень утруждаю…

И снова насторожился Павел.

Он знал, что Молибден славился своей усидчивостью и необыкновенной трудоспособностью. Его трудолюбие было примером для многих ученых. Что же касается чревоугодия, так Молибден — и это тоже знали все — вот уже тридцать лет, как питается сухарями, медом, молоком и овощами.

«Что он: кокетничает, смеется или же старается показать себя хуже, чем он есть?»

Павлу не понравился Молибден.

— Все мы чревоугодники и лентяи! — попытался пошутить Павел.

— Ну, ну… Не сердись, — загудел Молибден, — шучу я. Тебя испытываю…

— Я весь тут. Я не хитрый. Я Рубенса люблю… Зеленые занавески люблю… Простор люблю…

— Злишься, что я себя не показываю?…

— Немного.

Молибден захохотал.

— Ну и ребята. А может это не всегда нужно? Нет, ты узнай, а потом и откройся…

— Ты ведь знаешь меня.

— То-то и есть, что знаю… Оттого и пригласил…

— А письмо?

— Прочел?

— Нет! На зло тебе не прочитал. Ведь тебе очень хотелось бы этого?

Молибден медленно разгладил бороду.

— Этого тебе не нужно знать.

— А я знаю…

— Ничего ты не знаешь, парень. Вот, пригласил я тебя! А зачем пригласил? Ты это знаешь?

— Догадываюсь

— Не догадываешься ты, парень. Думаешь, вот, де, старый черт, консерватор и варвар будет меня отговаривать. Не лети, дескать. Брось, де, свое межпланетное. Так, что ли?

— Я слушаю тебя.

— То-то, что слушаю… Против твоей работы я не протестую. В принципе, так сказать… Но жаль мне тебя. Голову ты себе сломаешь, — вот что. А голова твоя редкая, парень, нужная голова… Ну, вот и придумал я… Хочу предложить тебе поработать со мной.

— Я слушаю тебя!

— Работа интересная. Хорошая работа. Нужная.

— А моя?

— И твоя не уйдет от тебя. Хочу, вот, покорпеть над вопросами передачи энергии по радио… Поможешь мне?

— Да ведь работают уже над этим!

— Тем лучше. Объединимся стало быть. А приглашаю я тебя потому, что верю в тебя. Читал я как-то на этих днях доклад твой. Тот, что был опубликован перед катастрофой. Дельный, скажу, доклад. Башка твоя замечательно работает Ежели приложить твои мозги к настоящей работе, — большое дело выйдет. Вот и подумай. Пораскинь мозгами.

— Гм… Я конечно не отказался бы поработать в этой области, тем более с тобой. Но…

— Подумай-ка, какие изумительные преобразования были бы внесены в нашу жизнь. Какие возможности открылись бы перед человечеством. Ты представляешь себе, что произошло бы в случае удачи.

— Я уже сказал: работа заманчивая. Но до сессии я ничего не буду предпринимать.

— Ну, и дурень! — разгладил бороду Молибден. — Думаешь, на сессии разрешат тебе с химерой возиться?

Павел не успел ответить на этот вопрос. В углу вспыхнул приемник телефотора. Молибден поспешил к аппарату и быстро сделал включение. На полотне задрожали туманные пятна. Они разбегались, дробились на мелкие части, потом соединились в одно целое. Это пятно — силуэт головы — быстро, быстро начало светлеть, и наконец Павел, с биением сердца, увидел на экране Киру.

— Здравствуй, отец!

— Ну, здравствуй.

— Ты обещал мне уделить сегодня немного времени.

— Ну?

— К сожалению, я сегодня не могу. Я сейчас отправлюсь с школьниками в старую Москву. Может быть, мы увидимся завтра утром?

— Дело-то у тебя какое?

— Об этом в двух словах не скажешь… Так завтра утром? Хорошо?

— Ладно! Приезжай! Потолкуем! Между прочим, сейчас у меня сидит один твой знакомый. Я хотел спросить: не захватишь ли ты его с собой, пока я не сломал ему ребра?

— Кто? Кто этот человек, который спорит с тобой?

— Это не человек, а упрямый осел. Впрочем, более всего он известен, как Стельмах.

— Кто? — крикнула Кира. Руки ее метнулись к прическе.

— Злосчастный изобретатель. Путешественник по звездам. Коммивояжер луны.

— Ты меня слышишь, Павел? — спросила Кира.

Павел подошел к телефотору.

— Да, слышу и вижу.

— Если ты можешь перенести бой с отцом на завтра, то приезжай помочь мне. Я получила сотню школьников, с которыми сейчас отправляюсь в старую Москву. Справиться мне с ними будет трудно, ты это сам понимаешь. Я уже думала вытащить вспомогательного гида из какой-нибудь лаборатории… Ты не мог бы помочь мне?

— С удовольствием… Ты где сейчас?

— На аэровокзале. Ну, жду. Прощай, отец.

— Завтра буду дома до 11 часов! — предупредил Молибден.

— Прекрасно. Телефотор потух.

* * *

Павел нашел Киру у главного входа в аэровокзал. Окруженная толпою школьников, она что-то объясняла. Ребята слушали ее внимательно. Она подняла руку вверх, и тотчас же ребята кинулись в сторону гаража.

— Не опоздал? — протянул руку Павел.