Страна Семи Трав(изд.1976)

Лишь очень внимательное, настороженное ухо уловит в его негромком, как бы доносящемся издалека голосе интонации скорби, сожаления, гнева — интонации участника всех описываемых им событий. Ему порой кажутся невероятными эти события. Ему кажется, что кто-то другой, а не он побывал в ущелье «детей солнца» и на протяжении более чем двадцати лет, с помощью верного Нырты, боролся против тирании тупой и хитрой шаманки.

Но иногда по вечерам Петр Арианович, с разрешения директора, задерживается в музее. Он пишет научный труд и, не доверяя памяти и дневнику, предпочитает иметь все нужные материалы под рукой.

Оставшись один в притихших полутемных залах, он с новой силой ощущает себя отброшенным вспять, в каменный век. Настольная лампа очерчивает круг света на лежащей перед ним рукописи. За пределами стола, по углам, громоздится сумрак. Вот там угадываются круглые, оплетенные кожей щиты, там — силуэт закольцованного в горах Бырранга гуся, а над ним распялился орел, отбрасывая угловато-зловещую тень на стену — абрис Птицы Маук.

Петр Арианович кладет ручку и откидывается на спинку стула, позволяя себе минутный отдых. Географ думает о «детях солнца». Нагоняя время, они ушли вперед со своими вновь обретенными сородичами, а он, Тынкага, добровольно остался в каменном веке, чтобы написать их обстоятельную историю.

Потом, поработав еще с часок, Петр Арианович разгибается, аккуратно укладывает рукопись в ящик письменного стола и выходит на улицу, в сверкающую огнями Москву, в двадцатый век…

1954 г.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В повести «Страна Семи Трав» описан быт таймырских нганасанов, которых дореволюционные этнографы называли самоедами. В прошлом это был, пожалуй, самый отсталый народ в нашей стране. К 1940 году, когда развертывается действие повести, нганасаны уже объединились в колхозы и значительно выросли в культурном отношении. Я наблюдал их в 1940 году, а затем в 1948 и в 1954 годах. Нганасаны-колхозники вели кочевой образ жизни. Это вызывалось потребностями их хозяйства, основанного на охоте, оленеводстве и рыболовстве. Все дети нганасанов учатся в школах.

Многие из взрослых окончили различные курсы и работают председателями колхозов, бригадирами, счетоводами, ветеринарными фельдшерами, зоотехниками и т.д. Материальное благосостояние нганасанов и их культурный уровень растут из года в год.

В 1897 году нганасаны были впервые переписаны. Их оказалось 876 человек, в том числе 177 человек вадеевских нганасанов, среди которых развертывается действие повести Л. Платова.

Нганасаны раньше носили на шее большой медный диск, который назывался «Счастье шайтан солнечный глаз». Вообще солнце пользовалось у них большим уважением. Герои их преданий, вместо того чтобы сказать: «Я жить хочу»,— говорили: «Я солнце видеть хочу». К солнцу они обращались за помощью, принося ему в жертву оленей. Поэтому Л. Платов совершенно обоснованно дал им название — «дети солнца».

Родственные по языку ненцам, нганасаны во многом отличались от них. Они, например, не имели, подобно ненцам, родовых кладбищ, а оставляли своих покойников там, где они умирали, иногда закапывая их в землю, иногда укладывая в лесу в специальном чуме, или в тундре— прямо на санках, обращенных на север, в сторону мифической Земли Мертвых.

Конечно, и оазис в горах Бырранга, и история «детей солнца» — вымысел, как и все действующие лица повести. Но надо сказать, что предания о каких-то неизвестных народах, якобы обитавших в тех или иных труднодоступных местностях — тундрах, горах и т. п., были очень распространены в Северной Сибири. Л. Платов узорами своей фантазии расцветил предположение, на которое намекают некоторые этнографические данные.

Легенду о птице Ньогу, большом черном орле (в повести— птица Маук),— я слышал еще в 1948 году, записывая предания нганасанов. Другие эпизоды повести тоже подсказаны действительными событиями. Так, в 1934 году на Таймыре, на реке Дудыпте запуталась в сетях утка, закольцованная в Германии, а в рукописном фонде Библиотеки имени В. И. Ленина в Москве хранятся ясачные книги на бересте, составленные известным Иваном Козыревским на Камчатке в 1715—1717 годах. Книги эти прекрасно сохранились и легко читаются.

Одной из отправных точек развития сюжета является малочисленность двух родов нганасанов. В 1926—1927 годах, когда я проводил перепись вадеевских нганасанов (тогда еще нганасаны назывались самоедами и состояли из двух племен: авамских самоедов и вадеевских самоедов), в роду Нгойбу было лишь две семьи, а в роду Нёрхо только одна. Остальные роды нганасанов состояли, как правило, из десяти, двадцати и даже тридцати семей. Более ранние сведения о численности всех этих родов в отдельности отсутствуют, но Л. Платов имел основание для предположения, что роды Нгойбу и Нёрхо стали малочисленными потому, что большая часть членов в свое время откочевала в Страну Семи Трав. На этом предположении он и построил историко-этнографическую основу сюжета.