Страна слепых, или Увидеть свет

Вблизи здание ничем не напоминало наполненный ветром парус. Скорее уж, мертвый зуб с отваливающейся эмалью. Стоя перед сотнями тысяч тонн железобетона и стекла, я услышал голос Безымянного, для которого в тот же момент придумал кличку — Прокуратор. Не знаю, откуда берутся такие словечки. Всплывают, мать их, сами собой. Прокуратор сказал: «А ведь ты пришел сюда не только за лекарством». Ну да, за чем-то еще, надежно спрятанным в моей частично отключенной памяти. Наспех не докопаешься. Но стертые воспоминания не означали отсутствия предчувствий. И предчувствие у меня возникло примерно такое, как после сновидения, из которого выныриваешь, помеченный кровью, и потом долго таскаешь с собой непонятную тяжесть еще не совершенного греха.

Вход в отель представлял собой глубокую нору, что вела в отделанную гранитом пещеру. Четыре наши фигуры отразились в стеклянных раздвижных дверях. По ту сторону толстого стекла был виден полутемный холл с огромным пересохшим аквариумом посередине. Дно аквариума покрывала серо-коричневая масса, которая смахивала на застывшую лаву. Я поднял голову. Выпуклый склон фасадной стены занимал четверть неба. Полукруглые балконы верхних этажей напоминали птичьи гнезда.

Возможно, таким же солнечным и спокойным было другое, давнее утро. А потом началась бойня. Если нападение оказалось внезапным, количество жертв могло исчисляться сотнями. И все они тут. Постояльцы, навеки оставшиеся в своих номерах. С одной стороны, всего лишь очередная братская могила на моем пути. С другой, таков путь к острову — запутанный, долгий, мучительный, не оправданный ничем, кроме инфантильной мечты. Да и ту я рискую окончательно потерять здесь, если зайду дальше холла. Было бы чистейшей глупостью с моей стороны вообще туда соваться. Но дело, конечно, не только в лекарствах. Прокуратор прав.

Я посмотрел на старика. Тот уже едва держался на ногах и всем телом навалился на свою клюшку. Я подавил внезапное желание выбить ее из-под него, дабы хоть как-то расплатиться за «приглашение». Сдохнем вместе, тварь, помни об этом.

Я шагнул в тень здания и приблизился к дверям. На внутренней стороне стекла до сих пор сохранились жирные отпечатки пятерни. В направляющие забился песок, и все же мне удалось раздвинуть створки настолько, чтобы в щель мог протиснуться человек. Или пес с опухолью на боку. Тем временем Блад справил нужду под пальмой. Еще одно жалкое зрелище: он мочился, расставив задние лапы и присев как сука. Я спросил у Счастливчика, стоит ли жить до старости. Тот ответил: «Если на своем острове, то почему бы и нет. И нассать на то, как ты будешь выглядеть со стороны. Нет никакой «стороны». Есть ты и твоя жизнь, бродяга. Повторяй за мной: с-кем-угодно-только-не-с-нами. Поэтому пропусти крота вперед».

Так я и сделал. Вошел в отель последним. В сумеречном холле ничем не пахло. От растений остались одни скелеты. Все прочее выглядело так, будто персонал куда-то отлучился, да позабыл вернуться. Фотографии на стенах — яхты и морские пейзажи — не утратили насыщенности цветов. На стойке лежал магнитный ключ. Против света становилась особенно заметной искрящаяся пыль, покрывшая горизонтальные поверхности ровным слоем. На полу за нами протянулись цепочки следов. Если бы здесь были отпечатки чужих подошв, вылазка «за лекарствами» закончилась бы гораздо раньше.

— Я больше не могу, — заявил старик, и пес сразу же потянул хозяина в сторону ближайшего дивана. Заботливый напарник у дряхлого крота. Я бы чертовски боялся потерять такого.

И он боялся — не уверен только, что неизбежной потери. У бедняги сильнее, чем обычно, тряслись руки, а лицо сделалось похожим на растрескавшийся кусок гипса. Я кивнул в ответ на вопросительный взгляд Лоры, и она дала ему напиться из фляги. Большую часть воды он пролил на себя, и вскоре затрясся всем телом, будто замерзал на ледяном ветру. Я начал догадываться, зачем он притащился сюда, рискуя рассыпаться по пути на части.

Прежде чем взять ключ, я заглянул за стойку. Там не было ничего особенного. Два монитора, корзина для бумаг, несколько телефонных аппаратов, множество ячеек и ящиков. Стер пыль с ключа, и на нем обнаружился номер — 707. Если бы не сон, что приснился минувшей ночью, я бы не удивился, окажись номер любым другим, но в тот же момент предчувствие перестало быть только предчувствием.

Мое ограниченное саркастическими голосами и тщательно подавляемое воображение прокрутило кино, похожее на недоношенную реальность. (Совсем как в том театре, наполненном оживающими костюмами и прахом, сохранившим воспоминания. Сколько суток назад я побывал там? Теперь и не вспомнить даже примерно.) Это кино не дозрело даже до полноценной иллюзии; все закончилось выкидышем, но на одну долгую секунду чужой, спрессованный ожиданием, ползком проникший в меня и затем поднявшийся во весь рост страх сделался моим собственным.

* * *

Мышеловка захлопывается.