Страна смеха

Старушка протянула руку над столом и энергично пожала мою. На вид миссис Флетчер было лет шестьдесят восемь-шестьдесят девять. Я представил, как она заправляет на местной почте или держит киоск с попкорном и конфетами в фойе кинотеатра. Едва ли она провела жизнь на воздухе, под солнцем, кожа ее не была сухой и змеиной, скорее белой, как у человека, привыкшего находиться в помещении, белой и начинающей сереть, словно старая открытка.

– Как поживаете? Я слышала, вы хотите остановиться здесь на какое-то время?

Я взглянул на Саксони, удивляясь, сколько она успела рассказать этой миссис Флетчер. Она подмигнула мне и вгрызлась в свиное ребрышко.

– Так может быть, хотите снять комнату?

– Что ж, да, возможно. Но пока, видите ли, мы еще не знаем, как долго здесь пробудем.

– Какая разница. У меня внизу так много места, что я могу сдавать первый этаж под кегельбан. Под два кегельбана.

Она достала из сумочки черный с золотом пластмассовый портсигар и вытащила тонкую стомиллиметровую сигарету. Щелкнув черной зажигалкой “крикет”, старушка глубоко затянулась, отчего на сигарете образовался длинный столбик пепла. Пока она говорила, столбик удлинялся и обвисал, а она все не стряхивала и не стряхивала.

– Дэн, а ребрышки аппетитно смотрятся. Положишь порцию?

– Конечно, Гузи*. [Goosy (англ.) – придурковатая. – Прим. переводчика.]

– Слышите, он зовет меня Гузи? Все друзья так меня зовут.

Я кивнул, соображая, не будет ли невежливо продолжить есть, пока она говорит.

– А то, что вы, там, не женаты, меня это не волнует,– Она оглядела каждого из нас по отдельности и постучала по безымянному пальцу левой руки. – Мне-то, собственно, что. Эх, жалко, в дни моей молодости на эти вещи смотрели иначе. Уж я бы развернулась, поверьте мне!

Я взглянул на Саксони, ожидая, что она ответит, но она смотрела на миссис Флетчер.

Старушка хотела что-то сказать, но осеклась и побарабанила пальцами по столу:

– Я сдам вам мой первый этаж... Я сдам его вам за тридцать пять долларов в неделю. Нынче вы не найдете таких цен ни в одном мотеле поблизости. Еще у меня там хорошая кухня.

Я хотел сказать, что это нужно обсудить, но тут Дэн принес тарелку.

– Что ты скажешь насчет тридцати пяти долларов в неделю за мой первый этаж, Дэн?

Он скрестил руки на животе и сквозь зубы втянул воздух. Звук получился, как у парового утюга.

– Вы, ребята, собираетесь на какое-то время остановиться в Галене? – Не знаю, может быть, у меня просто паранойя, но его голос звучал явно менее приветливо.

Прежде чем я успел ответить, вмешалась Саксони:

– Вы не подскажете, где нам найти Анну Франс? Мы очень хотели бы написать книгу про ее отца.

Тишина воцарилась поистине гробовая. И на окружающих лицах медленно проявился интерес, стал наплывать на нас, как дым во влажном воздухе.

– Анну? Вы говорите, что хотите написать книгу про Маршалла? – загремел дэновский голос над кухонным шумом, над неподвижностью, над шорохом ветерка, долетавшего неизвестно откуда и так же быстро угасавшего.

Я разозлился на Саксони. Мне хотелось несколько дней побродить по городку и хотя бы немного разведать обстановку, прежде чем объявлять, зачем мы здесь. Недавно я читал статью про одного писателя, только-только начавшего приобретать известность. Жил он в маленьком городке в штате Вашингтон, и, когда кто-нибудь приезжал с расспросами, местные жители держали рот на замке, потому что любили своего писателя и оберегали его спокойствие. Хотя Маршалл Франс и умер, я все же был уверен, что жители Галена не захотят рассказывать о нем. Нет, но такой глупости я от Саксони никак не ожидал. Наверно, переволновалась оттого, что мы наконец здесь.

Дэн отвернулся и проревел одному из своих приятелей:

– Этот тип хочет написать книгу о Маршалле Франсе!

– О Маршалле?

Женщина за столом напротив в голубых джинсах и мужской ситцевой рубашке присвистнула:

– Ты говоришь, о Маршалле?

Мне хотелось забраться на скамейку и объявить в мегафон: “ДА, РЕБЯТА! Я ХОЧУ НАПИСАТЬ КНИГУ О МАРШАЛЛЕ ФРАНСЕ. ВАС ЭТО УСТРАИВАЕТ?” Но я лишь отхлебнул кока-колы.

– Анна!

Я не был уверен, что правильно расслышал. Дэн произнес это так, будто звал ее, а не просто очередной раз повторял имя.

– Что? – раздалось у меня из-за спины, и я чуть было не обделался.

Спиной к Анне Франс я прошел мимолетное чистилище, что предваряет коренной перелом в судьбе. Мне хотелось обернуться, но я не посмел. Как она выглядит, каков ее голос, ее глаза, машинальные жесты? Я вдруг осознал – на этих захолустных посиделках,– что ближе, чем сейчас, не окажусь к Маршаллу Франсу никогда в жизни, и осознание парализовало меня.

– К вам можно подсесть? – прошелестел ее голос над моим левым плечом, словно листок на ветру. Я мог бы протянуть руку назад и дотронуться до нее.

– Конечно, Анна, конечно! Эти ребята умирают от нетерпения с тобой повидаться. Они проделали такой путь, из Коннектикута!

Я услышал, как Саксони подвинулась на скамейке, освобождая Анне место, услышал приглушенный обмен приветствиями. И вынужден был наконец оглянуться.