Обманутая Ирина отбросила книгу, вскочила из кресла, пошла к окну, но он поймал ее своими крепкими руками, прижал к себе:
– Ах, какая ты славная, – зашептал ей на ушко, – ну просто очарование!
Ирина попыталась отстраниться, но не смогла, не захотела, загорелась ярким пламенем, как будто кто-то бросил ее в кипяток:
– Что ты? Сдурел? День на дворе… Пусти, слышишь?
Но он не слышал ее, подхватил на руки, как перышко, закружил по комнате, дождался момента, когда она обовьет его шею руками, понес в спальню.
– Дверь… Дверь закрой! Зайдет кто!
– Ну и пусть!
…Мерно, четко отбивают ритм времени настенные часы. В доме тихо, спокойно. В комнатах повисла немая прохлада. Где-то далеко за окном слышны голоса, в стекло стучится легкий вечерний ветерок. Падающее солнце разрезало тенью скалистую гору на две половинки: темную, остывающую после дневного зноя, и светлую, еще купающуюся в ласковых лучах догорающего дня.
Ирине легко, спокойно. Ее переполняла нежность, душа утонула в неге любви. Голова девушки покоится на груди Анатолия, руки трепетно, цепко обвили его плечи: «Так бы и не отпускала до конца дней своих». В глазах девушки горят яркие угольки: «Хоть минуту, но мой!» Но все же где-то в глубине ее точит червь сомнения: «Все не так, как я хотела…»
– Почему ты так ко мне относишься? – наконец-то спросила она.
– Как? – равнодушно спросил Толик.
– Как с вещью… тряпкой какой-то… захотел – взял, не захотел – прошел мимо.
– А ты не хочешь этого?
– Почему? Я не хочу так. Хочу, чтобы ты меня тоже любил!
– А ты меня любишь? – приподнялся на локтях Толик.
– А ты не видишь?
– Вот, извините, не замечал! – наигранно фыркнул он. – И в чем она проявляется, ваша любовь? Другого подходящего мужика нет?
– Вот… Какой ты все-таки!
– Козел? – опять усмехнувшись, дополнил он. – Это ваше любимое слово для мужика. Вон и подруга твоя, москвичка, говорит: пока все хорошо – Иван-царевич! Хвост подпалили – сразу сами облачились в роль Бабы Яги.
– Ты не сравнивай меня с ней, я не такая!
– Да? Интересно, а какая ты? Другая?
– Ты сейчас просто обижен женщинами, – тихо процитировала Ирина слова Веры. – Жена тебя кинула… потом, в городе… А меня ты после них не замечаешь!
– И правильно делаю, что не замечаю! Зачем замечать-то? На неделю? К тебе сейчас начнешь присыхать, не дай бог еще… Полюбишь, потом ты смоешься, а я тут буду о тебе думать? Нет уж, увольте, мадам! Маралу рога отпилили! – Толик перешел на повышенный тон, было видно, что он злится. – Я теперь зверь вольный, дальше легких отношений у нас дело не пойдет, козий хомут ты на меня не наденешь! – Волнуясь, он встал с кровати, стал одеваться. – А если не хочешь и этого, пожалуйста, я тебя не неволю.
– Подожди! – попыталась остановить его она. – Если ты так считаешь, пусть будет так, как хочешь, лишь прошу тебя об одном…
– О чем? – он в удивлении задержался, присел на кровать.
– Я ни на что не претендую, ни о чем не буду просить, приставать… – Она на несколько секунд задержала дыхание, посмотрела ему глубоко в глаза: – Разреши мне пожить с тобой! Возьми меня к себе в дом! Хоть на небольшое время.
– В качестве кого?
– Ну, не знаю… подруги… любовницы… домработницы.
– И как ты себе это представляешь? Зачем тебе все это?
– Мне надо! Для себя: попробовать, определиться…
– А ты сама понимаешь, что все это затягивает?
– Понимаю.
– И как все это будет выглядеть?
– В смысле?
– Что скажут Макаровы? Что они будут о тебе думать, когда уедешь?
– Ты что, боишься разговоров? Ну и что? Сейчас многие так живут.
– Понятно, что у вас в городе многие так живут: без принципов и комплексов, без чести и достоинства… надоели друг другу – разбежались, а в оправдание – не сошлись характерами! Раньше это называлось развратом. Сейчас – свободной любовью. Так? Вот потому и женятся по пять-шесть раз.
– Ты придерживаешься старых законов?
– Раньше придерживался, теперь – нет, потому что больше ни на ком жениться не собираюсь.
– А под старость стакан воды кто поднесет? – усмехнулась Ирина.
– Таблетку запить какую-нибудь, чтобы лыжи быстрее развязал – сам на пузе доползу!
– Ну почему ты такой? – стараясь обнять его, приласкать, успокоить, прижалась к нему Ирина. – Злой! Я к тебе с лаской, любя, а ты как…
– Хитрая! – засмеялся Толик. – Как лиса в змеиной шкуре!
– Ах, какой ты бессердечный! – не обижаясь, прошептала Ирина. – Так что, как дальше жить будем? Возьмешь меня к себе?
– Эх, Толик, что ты делаешь? – тяжело вздохнул он и, нехотя, как будто делая ей огромное одолжение, с кислым лицом наконец-то согласился. – Ладно, переходи.
Ира радостно взвизгнула, захлопала в ладоши, потом обвила шею благодетеля, осыпала его поцелуями. Анатолий делал вид, что сердился, отстранялся от нее, умело скрывал превосходное настроение, сразу показал себя хозяином:
– Будешь слушаться, что скажу, так и будет! Нет – обратно к Вере!
Она кивала головой, довольно соглашалась, на все его условия отвечала положительно, не переставая дрожать от счастья: «Неужели? Через столько дней!»