Страна Советов. Забытые вожди

Одной из книг, которая попала в руки 17-летнего Клима и полностью перевернула его сознание, был отпечатанный в подпольной типографии «Манифест Коммунистической партии». Политические взгляды молодого рабочего сложились за несколько дней — и больше уже не менялись. В начале XX века Ворошилов вступил в РСДРП, примкнул к большевистской фракции и вскоре стал членом ее городского комитета.

В начале 1905 года Российскую империю охватила революция. Бастовали и луганские рабочие.

24-летний Климент Ворошилов во главе переговорщиков появился в кабинете дирекции паровозостроительного завода Гартмана. В руках он держал список из 29 требований, которые только что были приняты на митинге. Главное из них — введение восьмичасового рабочего дня. После долгого обсуждения директор завода Хржановский подвел итог: «Ваши условия чрезмерны, нам не о чем больше говорить. Предлагаю вернуться на рабочие места».

Ворошилов ответил твердо: «Не вернемся до тех пор, пока не выполните все наши требования». Он был уверен, что забастовки вскоре охватят весь город, и прекрасно знал, в какую сумму дирекции завода обходится каждый день просрочки. В конце концов напуганное начальство паровозостроительного завода пошло на уступки, все требования бастующих были удовлетворены. Но за первой политической победой последовал и первый арест.

«Володя», — так звучал партийный псевдоним Ворошилова — просидев несколько месяцев в тюрьме, так и не дождался суда. Тысячная толпа рабочих потребовала его освобождения, и городское начальство, решив не усугублять ситуацию, выпустило арестанта на свободу.

Популярность Ворошилова среди луганских рабочих была столь велика, что весной 1906 года именно он отправился делегатом на очередной съезд партии от местной социал-демократической организации. Съезд проводился в столице Швеции Стокгольме.

Ворошилов еще не был знатоком марксистской теории и не всегда мог понять сути партийных дискуссий. По вечерам он обсуждал услышанное со своим соседом по комнате — Иосифом Джугашвили.

Из воспоминаний Климента Ворошилова:

«Это был коренастый, невысокого роста человек, примерно моих лет, со смуглым лицом, на котором едва заметно выступали рябинки — следы, должно быть, перенесенной в детстве оспы. У него были удивительно лучистые глаза, и весь он был сгустком энергии, веселым и жизнерадостным».

Молодые революционеры быстро сдружились и так же быстро расстались, когда съезд закончился. Тогда еще никто не мог предположить, что в будущем их судьбы тесно сплетутся, а имена Ворошилова и Сталина будут писаться через запятую.

В 1907 году Первая русская революция закончилась. Политическая активность рабочих пошла на убыль. Ворошилова снова арестовали, но на этот раз за него никто не вступился. Несколько месяцев Климент провел за решеткой, а затем из Петербурга поступило распоряжение: «Выслать Ворошилова в Архангельскую губернию под гласный надзор полиции на три года».

Эта ссылка неожиданно стала для него счастливой. Здесь Ворошилов встретил свою будущую жену. Голда Горбман тоже была ссыльной революционеркой, молодые люди полюбили друг друга и собирались пожениться. Однако со свадьбой возникли сложности.

Иудейке Голде и православному Клименту власти поставили условие — венчаться по традициям православия. Без смены вероисповедания это было невозможно. Так что в 1910 году Голда крестилась, взяв имя Екатерина. Поскольку после крещения семья отвернулась от девушки, единственной родной душой для Екатерины Ворошиловой стал ее муж. С этого момента она следовала за ним везде: в ссылки, на конспиративные квартиры, из одного города в другой. В любви и согласии они проживут не один десяток лет.

Февральскую революцию 1917 года супруги встретили в Петрограде, но Ворошилов оставался в столице недолго. По решению партии он отправился в Луганск с новым заданием: усилить влияние большевиков в местных выборных организациях. Работа по агитации и пропаганде всегда отлично ему удавалась.

Октябрь 1917 года, из письма Климента Ворошилова в ЦК партии:

«Мы в Луганске взяли не только все заводские комитеты, профессиональные союзы, совет рабочих и крестьянских депутатов, но и Городскую Думу. <…> Настроение наших рабочих больше чем прекрасное. <…> Эсеры и меньшевики у нас вымирают, как осенью мухи».