Страна терпимости (СССР, 1951–1980 годы)

Она плакала горько и безутешно, благо в приемной никого не было. Решила написать любовнику записку и отдать в конце недели, в конце дня перед самым уходом с работы. А мысли лезли и лезли в голову, и невозможно было избавиться от них, особенно в одиночестве. «Ведь с первого раза близость с ним оставила меня равнодушной. Так зачем? Но в чем его вина? Ведь он не принуждал меня. Я сама пошла на это, добровольно: было чувство, было! И что же в результате? Всего-навсего – иллюзия, одна из многих в нашей гнусной жизни. Иллюзия, которая длилась так недолго. Се ля ви! Ну, а сейчас? Кто меня заставляет спать с ним? Зачем я насилую себя, свою душу? Ради чего? Ради подарков? Ну, совсем позорно! Тогда в благодарность за помощь с квартирой? С «Жигулями»? Не слишком ли дорогая плата, де-вуш-ка?» – ее затошнило от отвращения к себе.

Нравственное падение свершилось, и она возненавидела себя и пожалела близких: «Никому от меня ни тепла, ни добра. Пустая, холодная душа. Несчастный Ренат! Разве он плохой, разве не заслуживает лучшего отношения к себе? Старается для дома, для семьи. Даже Валька-бухгалтерша вон как ценит! Чужой человек… А я? Черствая эгоистка, довела его до пьянок, до драк… Это я, оказывается, никого не люблю: ни родителей, ни сына, ни мужа, ни любовника. Неспособна любить. Даже Вовка, моя чистая, святая юность, забыт – променяла память о нем на пошлую связь. Если бы я верила в Бога, попросила бы самого жестокого наказания за все», – прозвенел звонок, возвещающий конец рабочего дня.

Из дневника. Опять семейные сцены. Ненавижу Р. страшно в такие моменты, убила бы его без жалости. А потом, а сейчас как подумаю – какой же он несчастный! Какого-то захудалого мужичонку кто-то да любит. А он? Здоровый, красивый… Почему он должен страдать из-за моей нелюбви? Чем он виноват? Я изломала ему жизнь нашим неравным браком, покалечила душу – как он может любить меня? А он любит, я-то знаю, несмотря на все его разговоры, оскорбления в пьяном виде, заслуженные, кстати. Я всем приношу несчастье. Один повесился, другой, наверное, сейчас запился, третий 7 лет отсидел в зоне, а 3 года прожил на поселении и сейчас одинок и несчастен, и четвертый – что он получает от меня, хотя и живет со мной. Ни ласки я ему не даю, ни тепла. Холодная, безразличная, жестокая. А он достоин любви. И зачем только я попалась ему на пути? И сама я несчастлива, не приносящая счастья.

Зачем я вообще живу? Нет от меня никому ни света, ни тепла, ни радости. Всю жизнь играю чью-то роль. Знать бы финал этого затянувшегося спектакля под названием «жизнь». Притворство и притворство. И Вовка из юности. Да полно, люблю ли я его? Он меня – да, на свое горе. А для меня это – лишь источник искусственных переживаний, очередной приступ вдохновения от наигранной экзальтации чувств. Где предел лжи человеческой? Бог наказывает меня за бесчувственность души. А Высоцкий? Опять выдуманная любовь… к умершему. А тут еще этот, бывший «возлюбленный». Рада, что развязалась с ним. Но как-то не по себе, на душе кошки скребут. Не по-человечески я поступила, можно было иначе как-то. Могла бы сказать: – Давай останемся друзьями. Был единственный надежный друг и того лишилась. Так мне и надо, впрочем. Одиночество – мой удел.

И пусть. Никто мне не нужен, хватит желать недостижимого, пусть жизнь проходит. К чертовой матери! Стоит только сделать усилие – и сердце окаменеет. Я и так уже никому и ничему не рада. Видеть никого не желаю, разговаривать ни с кем не хочу. Хочу быть вечно одинокой в душе, никого больше туда не пущу. Клянусь! «В иллюзиях живу, питаюсь ими, шепчу, как заклинанье чье-то имя, проходят годы снегом, листопадами, во сне едва взлечу, как тут же падаю… И часто думаю, а может быть, не зря я родилась в разгаре декабря? В меня вселился ветер ледяной, и нет на свете обогретых мной.

Шел 1980 год, минуло полгода со дня кончины Высоцкого. Она к тому сроку написала около 20 стихотворений, посвященных ему. Обратилась к начальнику цеха размножения документов, и он сам лично после работы, чтобы никто не видел и не знал, сделал ротапринт стихов, а также твердую обложку черного цвета. Книжечка получилась карманного формата.

Ксению будто тянуло в никуда, хотя о смерти она не помышляла, ведь у нее появились стихи, какой-никакой, а смысл жизни. Может, именно Поэзия своя, не чужая – ее предназначение в жизни? Если любовь не суждена, ее суженый ушел в мир иной. Все смешалось в доме Облонских, писал Лев Толстой в романе «Анна Каренина». Все смешалось в голове бедной Ксении: Вовка из юности, живой, но недосягаемый, Владимир Высоцкий, ушедший в мир иной, еще более недосягаемый.

Приближался день рождения. Она написала сама себе стихотворение:

На 33 года